Ее там нет.
Узкое, вымощенное булыжниками пространство между домами абсолютно пусто. В нем нет ничего, кроме теней и вереска.
Но затем я замечаю еле заметное движение у следующего угла.
И тогда самообладание подводит меня.
– Туне! – кричу я и делаю несколько шагов вперед. – Туне, это я, Алис!
Слишком эмоционально, чересчур громко от волнения. Неясный силуэт, краешком маячивший впереди, сразу же исчезает.
– Черт, – слышу я бормотание Макса, но у меня в крови уже слишком много адреналина, и я инстинктивно устремляюсь в ее сторону.
Стены домов находятся так близко друг к другу, что мои плечи практически скребутся об них, словно я протискиваюсь между ними; и чуть не падаю, когда вырываюсь на улицу с другой стороны. Но сейчас я вижу ее.
Она изо всех сил бежит вниз к реке, но это получается у нее не так быстро. Что-то не так с ее движениями. Она хромает. Волочит за собой одну ногу…
Ага. Стопа. Естественно.
– Туне! – снова кричу я ей вслед – не могу сдержаться, пусть даже тем самым лишь еще больше пугаю ее.
Продолжаю бежать за ней. Оказавшись в нескольких метрах позади нее, чуть сбрасываю темп. Туне запыхалась; но дыхание у нее какое-то странное – глухое и хриплое.
Слышу, как меня догоняют Роберт и Макс.
Нас разделяет всего несколько метров. Преодолев их за пару больших шагов, я хватаю Туне за руку; чувствую кожу и кости под рукавом ее грязной вязаной кофты.
Кажется, сейчас все закончится. Но ее словно охватывает приступ необузданной ярости.
Испустив истошный, явно панический крик, она вырывается и, развернувшись, бьет рукой наотмашь прямо мне в висок, от чего я падаю лицом вниз. Мне удается выбросить вперед руки и приземлиться на них, но от полученной оплеухи у меня искры сыплются из глаз, подбородок ударяется о землю, от чего я больно прикусываю губу.
Лежу несколько секунд, стараясь прийти в себя, – мне никогда не доставалось так крепко; а когда наконец переворачиваюсь на бок, вижу, что Макс и Роберт уже поймали ее.
Она отбивается как раненый зверь, лягается и пытается кусаться. Ее взгляд блуждает по сторонам, и, когда он встречается с моим, я не узнаю его. Сейчас в нем лишь безумный страх и злоба.
Волосы Туне растрепаны и торчат в разные стороны от грязи. Челка прилипла ко лбу, покрытому засохшими ссадинами. Она не может опираться на больную ногу, но, тем не менее, раз за разом пытается пинаться ею и стонет, когда у нее получается попасть Максу в бедро. Я вздрагиваю, видя, как тот от боли хватает ртом воздух и как гнется лодыжка Туне.
– Кончай! – говорит Макс. – Хватит, Туне. Постарайся успокоиться, мы не сделаем тебе ничего плохого. Мы просто хотим тебе помочь.
Меня так и тянет сказать, что он слишком резок, что ему нужно говорить спокойно и нежно, поскольку сейчас Туне, скорее всего, воспринимает главным образом не его слова, а тон голоса, и Макс должен показать, что не хочет причинить ей зла. Но я не могу издать ни звука.
– Она не слышит тебя, – хрипит Роберт и, обхватив ее руками, просто-напросто садится вместе с ней на землю.
Туне небольшого роста и худенькая, и, как бы неистово она ни вертелась и ни сопротивлялась, ей не освободиться от крепкого захвата. Через несколько секунд она сдается, прекращает лягаться и дергаться и больше не стонет, лишь тяжело дышит.
Только тогда до меня доходит, что я дрожу всем телом.
Сажусь перед ними на корточки – во-первых, чтобы мои глаза оказались на одном уровне с глазами Туне, а во-вторых, стремясь скрыть, что ноги толком не держат меня.
– Туне? – говорю я, пытаясь встретиться с ней взглядом. – Туне, это я. Алис.
Она не смотрит на меня. Таращится в землю, по-прежнему пыхтя, как паровоз.
Кровь с ее лба стекает на брови, склеивая волосинки и придавая им странную форму. Я не хочу смотреть на ее руки, но не могу не делать это.
«Она же слишком больна, – думаю, стараюсь убедить себя, пытаясь не обращать внимания на удары сердца, грохотом отдающиеся в ушах, на привкус железа на языке и на хриплое тяжелое дыхание моей подруги. – Эмми была гораздо сильнее; у Туне ничего не получилось бы, она никогда не смогла бы справиться с ней…»
Однако голос разума не хочет замолкать.
– А если у нее были сломаны ребра? – спрашивает он. – Если в Туне вселился дьявол, как вот сейчас, и ей некуда было деваться…
Мне кажется, по моим щекам вот-вот хлынут слезы, и, пожалуй, я даже хочу этого, чтобы хоть таким образом на время отогнать тяжелые мысли, все больше одолевающие меня. Но ничего такого не происходит. Я по-прежнему ясно вижу Туне; и когда сейчас смотрю на нее сухими, воспаленными глазами, во мне все больше крепнет понимание того, что, несмотря ни на что, именно она вполне может быть причиной наших бед.
Сейчас
Я предлагаю отвести Туне в церковь – это выглядит самой разумной идеей. Мужчины не возражают, и мы направляемся в ту сторону. Но когда нам остается уже недалеко, Туне понимает, куда мы держим путь, и снова впадает в неистовство – пинается и сопротивляется так, что чуть не сбивает Макса с ног. Однако стоит нам свернуть на одну из боковых улиц, и она опять успокаивается.
– Что не так с церковью? – спрашивает Макс, обращаясь ко мне (все мы, не сговариваясь, решили пока не общаться с нашей пленницей).
– Не знаю, – отвечаю я. Я еле держусь на ногах от усталости. Мне хочется лечь – и спать, спать…
– Но с ней мы туда не дойдем.
Я смотрю на крошку Туне, висящую между двух здоровых мужчин, и это зрелище вызывает у меня бурю негативных эмоций. Оно пугает, но почему-то я испытываю страх не перед ней, а перед ними. Мне хочется, чтобы они отпустили ее, позволили ей идти самой, несмотря ни на что. Ни на то, как она вырывалась, лягалась и орала, ни на ее рассеянный взгляд и омерзительную кровавую маску на лице.
И ее руки… Худые и грязные пальцы, постоянно притягивающие мое внимание, от которых я практически не могу оторвать взгляд.
Я уже дошла до предела – настолько вымоталась, что меня больше не мучают угрызения совести, а в голове царит пустота.
– Что будем делать? – спрашивает меня Роберт. Судя по его лицу, он в таком же состоянии, как и я, – оно у него совсем серое.
– Не знаю, – повторяю я. – Нам надо переждать где-то. Просто найти
