– Да что мне теории! Мне Мариша нужна! А ты типа в дрýжки напрашиваешься? Или в сваты. Как правильно-то?
– Да как хочешь! Заодно посмотрю, что за комната такая, может, какие идеи появятся. – А что, дрýжка, сам жениться не собираешься?
– Нет уж! Бабы народ непростой: или они тебе га-дость сделают или ты им. Я и сам гадом быть не хочу, и их на расстоянии держу. Какая уж тут свадьба?
– А Мариша? По-твоему, тоже на гадость способна?
– На это каждый способен. Тем более, каждая. Про-сто одни эту свою способность обезвредить умеют, под кон-троль взять, а у других – как получится.
– Да меня другие...
– А-а-а! Забоялся!
– Как сказать. Маришка ж, и правда, девчонка еще, а тут "обезвредить", "под контроль взять". – Так и ты не святой.
– Ну я! Не ангел, конечно, но гадости не единствен-ное, на что я способен.
– Так Манон тоже. Ты на себя посмотри! каким стал! Красавéц, раз! Верный влюбленный, два! Ты и верный! Глаз горит! Планы строишь. Все ее рук дело!
– Уговорил, уговорил! – довольно потер руки Леха.
– Уговорил? А самому не надо? Не надо – отойди.
– Чтоб ты мое место занял?
– Да занял бы, но она ж кроме тебя никого не видит.
– Вот и пусть! – разговор с Толяном приятно щекот-нул самолюбие Алексея, а предстоящая помолвка казалась единственно разумным и возможным разрешением целого узла сложностей и недоразумений.
К Марине отправились в пятницу вечером с цвета-ми, вином и массой гастрономических изысков.
***
Пожилой, с умным, подвижным взглядом, автор так интересно говорил о поэзии, что Марина, заслушавшись, еле успела домой к назначенному времени, хотя Алексей и предупреждал, что готовит для нее что-то особое. Еле успела чайник поставить да переодеться в то самое, купленное на Сонину свадьбу, платье цвета чайной розы. И Алый как раз пришел. Обычно своим ключом открывал, а тут со звон-ком, важно так. ...Он словно впервые увидел Марину. В желтовато-розовой шелковистой нежности, в мерцании плавных изги-бов и жестов, она показалась ему разгадкой всех их встреч, ответом на вопросы о времени и вечности, и вечность эта, эта молодость, улыбалась ему за спину, немного смущен-ная собственным великолепием:
– Толя? Привет, – бережно принимала она огромный, весь в лентах и бантах, тяжелый букет. – Что за торжест-венность, Алеш? праздник какой? У меня из "поесть" по нулям, – шепнула Марина Алому.
– Все с собой. Мы пока в комнате похозяйничаем, а ты, – кивнул он на кухню, – с цветами разберись.
Алый хозяйничал по-домашнему спокойно и уверен-но. Сдвинул несколько ящиков, устроил из них «типа стол» и устроился на матрасике. Толян удивленно и с интересом оглядывался. Он ожидал встретить тут бедность, но не пол-ное отсутствие мебели, техники, радио и телевизора, – того элементарного, что составляет жилую начинку любого обиталища:
– Ну и пещера... Как ты это терпишь? – (Тот лишь руками развел.) – Ну, теперь хоть музыка будет! – довольно открыл Толян сумку. – Я тут кое-что принес, в подарок как бы, – и вытащил небольшую магнитолку и несколько дисков.
Скоро Марина, разобравшись с многоцветным, пышным букетом и услышав приглушенную музыку, при-хватив живой волнующийся шатер из цветочных головок, тихонько приоткрыла дверь в комнату, где два существа другой, «не ее» галактики, два мужчины разговаривали на удивительном, неземном языке «вольтов» и «ампер». Может, женское общество и облагораживает муж-чин, но в чисто мужском обществе – свой шарм, свое, осо-бое благородство, недоступное женщинам по определению, и потому столь привлекательное для них. Так, во всяком случае, ощущала Марина и как можно неслышнее опуска-ла ведрышко с букетом прямо на пол.
– Манон, ты что там? – заметил Толян притихшую хозяйку.
– Садись-ка, – усадил ее Алый на матрасик между собой и «дрýжкой». Никогда еще она не казалась ему столь юной, жизнеобильной, желанной.
– Тут дело такое... серьезное, можно сказать, дело, – важно откашлявшись и помолчав для значительности, начал Толян. – Я в обрядах не спец. Про товар и купца не умею. Короче, Леха хоть и не первой свежести...
– Ну, спасибо! – в шутку обиделся Алый.
– Что есть, то есть, – развел руками дружка. – Зато с жизненным опытом. Зарабатывает опять же, – продолжил Толян и перевел внимательный цепкий взгляд на Марину. На темно-красном покрывале в нежно поблескивающем платье она казалась ему слишком хрупкой, слишком уязви-мой для Лехи, слишком беззащитной рядом с ним. – А все в холостяках ходит, – закончил он вдруг таким глубоким волнующим баритоном, что Марина, вздрогнув, прижалась к Алому.
– Ну что, невеста, согласна? – приобнял ее тот.
– С чем? – потерялась Марина.
– С тем, что невеста? Верная и любящая? Теперь по-настоящему?
– А раньше, не по-настоящему было? – в ее глазах мелькнула тревога.
– И раньше по-настоящему, – не сразу ответил Алый. Только сейчас он, кажется, ощутил всю глубину своего чувства, пожалуй, более утвердившегося в его душе, чем это нужно для простой помолвки, но, испугавшись соб-ственных ощущений, быстро оправился. – Но теперь почти официально. При свидетелях! Помолвка как бы!
– Я вон даже подарок принес. Вам обоим, – указал Толян на магнитолу в углу комнаты. – Подарок принес, а ра-дости не вижу. И самому невесело. Ну, со мной понятно, как-никак друга пропиваю. Да и тебя, – обратился Толян к Марине, и разлив по бокалам вино, взяв свой, спокойно, как у себя дома, прилег на локоть свободной руки, и продол-жил, не спуская глаз с Марины. – И горько мне. Ох, горько! – и вдруг подмигнул.
Марина, как ошпаренная, подскочила на месте и буквально вдавилась в Алексея, прячась от Толиных глаз и силы традиций:
– Не свадьба же!
– А с каких пор нам повод нужен? – погладил Алый ее руку. Всю дорогу он представлял, как она обрадуется этой помолвке, счастливая, ласковая, благодарная. И вдруг дерганья, нервные интонации! Кому как не ему знать: уж если
