***
Толян вежливостью не отличался, зато любил ще-гольнуть цинизмом и наглостью, но злым человеком не был, скорей недоверчивым, особенно ко всему возвышенному, и, так уж повелось, к Лехе относился покровительственно, как к младшему. Друзья хоть и были одних лет, но Толяну повзрослеть раньше пришлось, – в четырнадцать, когда родители погибли. В детдом не попал, потому что сестра уже совершеннолетней была. Так, вдвоем и жили. Спасибо Лехиным родителям, всех троих, Альку и Толика с сестрой, одинаково тащили и опекали. Но Толян и не думал за спи-нами взрослых отсиживаться, парнишка-то волевой, с ха-рактером. Лет с пятнадцати подрабатывал, ко всему прислу-шивался, присматривался, примерялся, на сестринские шуры-муры до того налюбовался, что в женщин веру поте-рял. А после Лехиной женитьбы на слабый пол без кривой ухмылки смотреть не мог. С Мариной, не то чтоб жаждал познакомиться, так... – за друга волновался, а потому, едва Лехины родители уехали, сразу в гости к другану заявился, но только и успел на кухню пройти да за налитый чай спасибо сказать, – Марина в Лехину комнату ускакала.
– Дикая что ль? – кивнул Толян вслед ей.
– Есть такое дело, – довольно сияя, ответил Леха. – Ей к человеку привыкнуть надо.
– Интересно, как? Шарахается вон!
– Можно по парку втроем поболтаться. Она природу любит.
– А что? Не так и темно, авось, разгляжу твою мауглю.
Марина от прогулки сначала отказывалась. Не понра-вилось ей, что Толян ее сразу «Манон» обзывать стал, и что взгляд у него нагловато-оценивающий, и усмешка его, – кривая какая-то. Хочешь улыбаться – улыбайся, не хочешь – не надо, а так – то ли да, то ли нет – зачем? Но тут уж Алый настаивать стал: у меня друга ближе нет, а что не глянулся, – первое впечатление обманчивым бывает. И прогуляться, действительно, хотелось. Василь-евский – место, конечно, зеленое, но здесь, на окраине одно название парк, а так, – лес настоящий, даже грибники встречаются, и озеро есть.
– А ты все время рядом будешь? – недоверчиво покосилась Марина.
– Если сама не убежишь! – рассмеялся Алексей.
На том и сошлись.
Легкие сумерки белой ночи хлынули им под ноги поскрипыванием песка и шуршанием травы и понесли по высвеченным молочным электричеством аллеям, по тем-ным, притаившимся в зарослях тропинкам, мимо отлива-ющих бронзовыми, нефритовыми и опаловыми бликами крон, к неподвижному, манящему серебристой прохладой и свежестью озерцу, в котором величественно и бестревожно фосфоресцировало отражение луны.
Марина держалась в стороне от мужчин, то и дело скрываясь из вида, и уходя, видимо, довольно далеко, так что раз даже на Лехино «Манон!» не откликнулась, только на родное «Мариш, ты где пропадаешь» вышла, вся забрызганная ночной росой, с увлеченно поблескивающи-ми глазами:
– Гнезда высматриваю.
– Птицами, значит, интересуешься, – поморщился в улыбке Толян. – И что птицы? Жрут, спят и гадят.
– Как и человек, – колюче, в упор ответила Марина.
– Как и человек... – рассеянно повторил Толян, и оглядев девушку с головы до ног, вдруг расплылся в благодушии. – Ладно, каюсь, груб и нахален. Прости! – и протянув для примирения руку, ощутив в ответ холодную ладонь Марины, вдруг поцеловал ей пальцы. Марина рас-терянно отдернула ладонь и спряталась за Алого.
– Хорошо, не съел! – смеялся Алый. – А мог бы! Чес-слово!
– Я лучше там... – буркнула Марина и снова юркну-ла в колышащиеся тени.
***
– Не страшно? – кивнул Толян в сторону, куда исчез-ла Марина.
– Чего?
– Девчонка совсем.
– Так и мы пацанами были.
– Я не про возраст. Такую обидеть... Ты глаза ее видел?
– А с чего ты взял, что я обидеть ее собираюсь? – надулся Алексей: кто кому про эти глаза рассказывать будет? С них-то, жгучих да раскосых, все и началось.
– С того, что забаловали тебя бабы, – негласная роль старшего позволяла Толяну с легкостью игнорировать недовольство друга. – И обидишь, не заметишь.
– А тебя не забаловали? – с лукавинкой ответил Алексей.
И друзья обменялись понимающими деланными улыбками.
Да уж, погусарили ребятки будь здоров! Толян, серо-глазый, златокудрый, с цепким, изобретательным умом, не склонный к снисхождению и оправданию человеческих (и женских) слабостей, очаровывал дерзостью и напором. Алексей, слишком эстет, чтоб быть дерзким, брал романти-чески-мягким обаянием и негромкими речами. Случалось друзьям и поиграться с женскими сердцами: чьи чары сильнее окажутся. Зачем это – и сами не знали. Так... игра. Для женщин – недобрая, а для них – игра. Друзья метнули взгляды в сторону Марины.
– Что было, то было, быльем поросло, – голос Алек-сея прозвучал глухо, почти угрожающе. – А Маришу... – и он показал Толяну кулак.
Но тот, как будто дразня друга, не отводил взгляда от ее силуэта. Словно вырисованный опалово-лунными бли-ками, он мелькал далеко впереди, на самом берегу озера.
– Что она там? Блинчики пускает?
– Ты меня понял? – настаивал Алексей.
– Ну, точно, блинчики! – тряхнул Толян головой. – Да понял, понял! – отвел он кулак друга. – Покажем класс! – и друзья наперегонки рванули к озеру.
Как в детстве, они заполошно бегали по берегу, вы-искивая подходящие камешки, закидывали кто дальше, отчего выдержанная графичность и величественность лунного круга возмущалась, шла жемчужно-серебристой рябью, и рассыпаясь оскольчатыми отсветами, заполоняла всю поверхность озера, спеша выплеснуть на берег все свое раздражение, но тут же уходила в песок, щекоча друзьям ноги и нервы, чем только раззадоривала азарт соперников.
– Хорошие вы ребята, – прозвучало вдруг среди хохота и плеска.
Друзья обернулись. Позади, едва заметная в тени, прислонившись к стволу огромного дерева, стояла Марина, словно уступая пространство разыгравшейся ребятне.
– Это мы-то хорошие? – взъерепенился вдруг Толян.
– Мы, мы, – спешно утихомиривал его Алексей, заметив, что Марину знобит, и спеша к ней:
– Домой, домой, домой. А то простудишься и весь отпуск проболеешь. Толян, ты с нами?
– Куда ж я денусь? – процедил тот и до самого дома держался позади Марины с Алым.
Всю дорогу она мелко вздрагивала, растирала плечи и разминала запястья, – совсем замерзла. Алый и дышал на нее, и обнимал, и едва оказавшись дома, сразу загнал отогреваться в постель, под теплое зимнее одеяло, поста-вил чайник, вытащил банку меду, и
