А вот в душе Алексея царило совсем не летнее уны-ние. Еще недавно он ожидал встретить человеческий рас-цвет сознательным холостяком, пузатым, бородатым гурма-ном и меломаном. А теперь похудел, снова брился, подза-горел и был уверен, что тридцать три не просто расцвет, – а вторая молодость, легко сочетающая задор и опыт, удаль и благоразумие, лучшее время, чтобы любить легко и глу-боко, нежно и пылко, прочувствованно и спонтанно. Тем противней было ему думать, что проживает он это время порознь с Мариной. Переезжать к нему она не соглашалась, – очень за свою комнатушку беспокоилась (как ключи-то дать не побоялась!), отговаривалась тем, что ей от дома до турбюро добираться ближе. Но не перевозить же ему свою отлаженную лабораторию в старую коммуналку с вет-хой проводкой. Просить Марину, чтоб устроилась ради него на другую работу? А потом начнется «я ради тебя... а ты...»
Чтоб забыться, он с головой уходил в заказы, брался за самые сложные и головоломные, и все равно тосковал, ждал воскресений, чтоб приехав на Ваську раньше хозяйки, устроиться на куцем матрасике за самодельным, из обычно-го ящика, столиком, разложить салфетки, нарезки и вино-град, подогреть чайник и ждать, когда лязгнет замок, хлоп-нет дверь, раздастся «Аленький, это я», и она, уставшая, присядет рядом «все балуешь?», и будет есть медленно, почти засыпая, пока он не заварит кофе покрепче и подух-мяней, и только вдохнув горьковатого аромата, встрепенет-ся и оживет.
Но в одно из воскресений, Марина сама вышла ему навстречу:
– Привет, Аленький! А я из турбюро ушла.
– И что теперь? – напрягся Алексей: ох уж эти ге-ройства любви!
– Теперь корректором попробую, представляешь? В одном издательстве предложили. Даже подождать согла-сились.
– Подождать? Чего?
– Я, Аленький, хитрая, – улыбнулась Марина, про-пуская его в комнату. – У меня со вчерашнего дня отпуск по линии турбюро. Сначала отгуляю, а потом уволюсь, наймусь, оформлюсь... А пока отсыпаться, отдыхать, пра-вила вспоминать, – махнула она на пару книжек на подо-коннике. – Только, Алеш...
...С издательством ей простая удача вышла. В бюро рекламный буклет разрабатывали, Марина ошибки в тексте заметила, исправлять стала, разговорилась с кем-то, про «недообразование» свое рассказала, с кем-то в изда-тельстве про журналы и газеты поболтала (оказывается, собеседование проходила), потом из типографии захо-дили, какой-то «левый» текст посмотреть просили, а скоро и работу предложили. Зарплата копеечная, зато само изда-тельство чуть ни во дворе (со связью проблем не будет). Работа тихая, спокойная, если что на дом брать можно, – читай себе, в стороне от многоголовой, многоязыкой суеты. И времени больше появится, и на дом, и на жизнь, а то как-то мельчать, усыхать стала эта жизнь. Все вокруг Алого крутится, им одним измеряется, вернее, его присутствием. Ни библиотек с музеями, ни настроений ремонтных, даже читать почти перестала. И это смущало душу, и хотелось полного, даже без Алого, уединения, чтобы в себе разобрать-ся. А тут отпуск неиспользованный! Только Алеше объяс-нить как-то надо... Целый день Марина готовилась, подби-рала слова, доводы, сравнения, – мысли как гнус жужжали в ее голове, – но только и смогла промямлить:
– Мне б, совсем, от всего... одной... отдохнуть.
– От чего?
– Не сердись. Я думаю, нам бы... и тебе от меня... и друг от друга отдохнуть надо, – еле выговорила Марина.
– Друг от друга? – удивился он. – Тебе со мной тя-жело? ... Скажи.
Марина обессилено молчала.
– Ну если так... Отдыхай, – не дождавшись ответа, кивнул Алексей, встал да ушел. Только дверь на сквозняке хлопнула.
Ошарашенная Марина привалилась плечом к стене: выгнала, получается? вот так просто? А чего она хотела? Сама сказала: отдохнуть хочу. Сердце полнилось болью, а губы шептали «Алеша, Аленький, Алый» Предвкушение долгожданного уединения сменилось мертвенным беззву-чием вдруг обрушившегося одиночества. Марина закрыла глаза и утонула в забытьи, безмысленном, глухом и безвоз-душном, и не слышала, как уркнул замок и скрипнула дверь в квартиру. Лишь благоухание свежей зелени вернуло ее к действительности. Алеша стоял на пороге комнаты, держа перед собой пушистое облако ромашек в непримет-ном ведерке.
– Алый! – выдохнула Марина.
– У тебя тут с настроением что-то было. Вот! – про-тянул он цветы, и сам же поставил их в угол. – Как будто я только пришел. Давай?
Марина ответила благодарным взглядом, и уже не мог-ла понять, как собиралась прожить целый отпуск без Алого.
***
Алексей еще с вечера решил, что завтра днем похи-тит, украдет, увезет Марину туда, где обои на стенах и ко-вер под ногами, и диван человеческий (не на полу спишь!) и огромные махровые полотенца в ванной, – к себе домой. Исподволь он давно готовил ее к этому: про папу с мамой, про записи музыкальные, про парк рассказывал. Парк-то огромный, густой. Марина вроде не против была в гости съездить, но все времени не хватало. А тут и время появи-лось, и лето за окнами. Что не съездить? Заодно с родите-лями познакомятся. Пока она собиралась, чего только ни рисовалось воображению Алексея. Как они в парке гуля-ют... В жару там народу, конечно, многовато, зато вечером пустынно, парочки целуются, глядишь, и Марина осмелеет. (Уж больно стыдливость ее достала. Дома еще ничего, а на улице ни обнять, ни приголубить, разве за ручку. Это с ним-то, тридцатитрехлетним, за ручку!) С Толяном встре-тятся... Интересно, поладят ли? Словом, еле дождался, когда она все соберет, проверит, закроет.
Скоро все вместе ужинали на маленькой уютной ку-хоньке обычной многоэтажки спального района: Марина с Алым и его родителями. Отец, пожилой, с высокими за-лысинами и живыми, ярко-карими глазами, со значением поглядывал на сына, – понимаю, мол, – и влюбленно – на жену, совершенно седую женщину с удивительно моло-дым лицом и узнаваемо голубыми глазами. Она называла Марину «доченькой» и радушно пододвигала то блюдечко с печенюшками, то розеточку с вареньем. Марина, оробев от такой приветливости,
