Сильная половина человечества идею дружбы между мужчиной и женщиной воспринимает куда скептич-нее слабой. Меж тем во времена рыцарей Даме сердца надлежало быть замужней, а доброму Рыцарю – чтить ее замужество. То есть прибывает Рыцарь на бал или как это там у них называлось, и заботится: о своих сестрах забо-тится, о своей жене заботится, о Даме сердца заботится. А у той тоже муж, и тоже о своих женщинах заботится, и о Даме сердца не забывает. И упорядочить эту всеобщую заботу друг о друге можно было только иерархией и тради-цией. Что и делалось, и очень строго. У Марины «нужных» и «неотъемлемых» представлений об отношениях мужчи-ны с женщиной не было. Были, конечно, примеры бабушки и матушки, но то была их жизнь, не ее. Бабушка была муд-рой, матушка – красивой, а Марина... Хоть и пытались за ней ухаживать, и хорошие молодые люди замуж звали, – вмешивать мужчин в свои отношения с счастьем не торо-пилась. Какая из нее невеста? Ни гроша за душой, даже образования нет. Жаждет юноша счастья с прекрасной избранницей, а избранница ему бабах! – и тяготу за тяготой навешивает. Не за то ли, что счастья искал? А если и за то, – пусть дру-гие навешивают, которые хоть что-то дать могут, а у Мари-ны всего приданного – сплошные проблемы. А что до люб-ви, неземной да высокой, – любят красивых, фигуристых, талантливых, как ее матушка. Любят, любят, иногда женят-ся, потом еще полюбят да разведутся. Если ребенка родят, – хороший отец, что по суду, что сам по себе, о ребенке по-заботится. Плохому и суд не указ. И смысл замуж идти? Другое дело – дружба, когда человек тебе небом послан. Именно тебе, именно небом. Кровные узы, и те вон, порвать-ся могут, а от неба куда денешься? Одна с дружбой труд-ность – понять, друг перед тобой или нет. Но никто же не требует сразу решать. Обычно, есть время прислушать-ся, присмотреться. Вот Алексей: добрый, благородный, к тому же старше нее, жизнь лучше знает. И хотя встреча-лись они редко (у обоих работа), иногда наугад (телефона-то на Ваське не было), – Марина от этих встреч не отказыва-лась. Иногда даже ждала их, как после долгих трудов ждут отдыха.
Алексея дружески-ровное расположение Марины и радовало, и задевало. Неужели не вспоминается ей то утро в поезде, когда он тонул в море ее волос, и она осторожно и ласково гладила его щетину. Разве только на дружбу указы-вала им судьба, разве только ее подразумевала логика? Ладно, встретились раз, ладно, два, но теперь, когда можно ни на что не оглядываться, ничем не смущаться, – не пора ли догадаться, зачем судьба сводит. Или так и запомнится ему Марина, как чувство, которое могло быть самым-самым, но застыло, замерло в полушаге от любви? Это противоре-чило бы и его жизненному опыту и законам физики. Что ж, на то она и жизнь, чтоб выбиваться за пределы схем и законов! Словом, опережать события Алексей не собирал-ся, но отступать без разгадки не хотел. Решил дожидаться, когда все тайны сами откроются. Ради этого и через полгоро-да на Ваську ездил, и с нищетою мирился, и Марину ласко-выми речами опаивал, ничего не меняющими и ни к чему не обязывающими, впрочем, тем-то и ценными для нее.
– Настоящая любовь безусловна, – говорил Алексей. – Она не диктует, не просит, не укоряет «я-то думала, а ты оказывается»...
– Просить и требовать вообще бесполезно, – вспо-минала Марина свои отношения с матушкой. – Если чело-век хочет, он и без просьб понимает, хотя бы старается. А не хочет, не любит – только раздражаться будет, что от него ждут чего-то. Хорошо, если в ненависть не ударится.
– От любви до ненависти... – вздыхал Алексей, снова и снова замечая, как мысли уносят девушку в неиз-вестный ему мир.
– Опять же, если ненавидеть умеешь, – витала Мари-на в своих философиях. – А если любовь бессмысленна, а ты все равно любишь? Через горечь, боль, а любишь?
– Через горечь-то зачем? Клин клином вышибают, – как можно теплее отвечал Алексей. – Любовь не меньше и не хуже страданий облагораживает. Просто некоторые по-страдать любят. Вот и получается: кому ненависть, кому помучиться, а мне вот радостно жить нравится. Нравится, что мы встретились, что лето вокруг, что ты меня как умно-го слушаешь. Думаешь, я старше и знаю больше... А я, может, притворяюсь! голову тебе морочу!
– Ну да! Это кто кого морочит! – благодарно смея-лась в ответ Марина, слишком бесхитростно и простодуш-но, чтобы переходить на романтический тон.
Глава 15. День рожденья
Сентябрь пришел мягкой долгожданной прохладой, тяжелыми темно-сизыми тучами, расплывчатым, во влаж-ной ретуши зябких ветров, многоцветием плащей, зонтов и реклам. Горожане, отогревшись у жарких морей и на дачных просторах, соскучившись по привычной суете, спешили окунуться в жизнь мегаполиса. Площади дыбились митин-гами, СМИ исходились хохотом, пошлостью и негодовани-ем. Робкие души восставляли себя на кровожадную борьбу за блажные идейки; торговцы торопились закрепиться в по-литике; политики, маргиналы и уличные актеры, ради зри-телей, казалось, готовы были стать на уши – только б обес-печить себе прекрасное «завтра». Марине хватало своих «сегодня».
Это только кажется, что прочитав десять газет вместо одной, узнаешь в десять раз больше. На самом деле, отложи ты их в сторону, прогуляйся по городу, посмотри, чем он дышит, о чем молчит, – куда больше узнаешь. Марине каждый день по работе «гулять» приходилось. Тут хочешь не хочешь к большой жизни приобщишься, шума и толчеи до отвала наешься, домой как за спасением бежишь. Только здесь, в безмолвии собственного убежища, в неподпадении под власть времени, она ощущала дыхание настоящей жизни, своевольной и неугомонной, и это ощущение придавало дерзости теории и практике ее существования. Ремонтно-строительные настроения все чаще устрем-лялись к потолку. Весь в черно-бурых пятнах протечек, с бетонными неровностями, он по-прежнему походил на челюсть много- и гнилозубого монстра. Но слишком поднаторела Марина в своей борьбе за выживание, в рабо-те мастерком и зубилом, чтоб пугаться этого чудища. Наоборот, в упрямом стремлении
