– Вот и я говорю, не надо... – Алексей ободряюще посмотрел на спутницу. Она сидела в самом уголке, пере-пуганная и напряженная, как загнанный зверек, – ...боять-ся не надо, Мариш. Это ж я, ну?
В ответ Марина уставилась в окно и, не замечая роскошных садов, разбегающихся многоцветными волнами лугов, синего неба с высоко парящими диковинным птица-ми, наливалась стыдом, ругая себя за светскую бестолко-вость и сердечное безволие.
– Знаешь, – с невеселой полуулыбкой начал Алек-сей, – в школе, где я учился, была такая дурацкая шутка: протягивают тебе руку, "привет", мол. Ну и ты в ответ свою протягиваешь, а тот, шутник, свою, – раз, и отдернет. Ты ж так шутить не будешь?
Мрыська с трудом соображала, причем здесь эта шут-ка и что б на все это ответила хотя бы та же Твердушкина.
– А вот и я! – на сей раз без стука вошла молоденькая, примерно Марининых лет, звонкоголосая проводница, с востренькими глазками, ярко напомаженными губами и бейджиком то ли Инны, то ли Нины. Она уселась рядом с Алексеем, кокетливо выставив коленку, и, краем глаза отме-тив отсутствие обручального кольца у пассажира, озорно ему улыбнулась. – Ваши билетики?!
Разложив папки, Инна-Нина спрашивала у пасса-жира «как устроились», «куда едете», «не душно ли», что-то сверяла, щебетала, играла очаровательными ямочками на щечках, – и таким задорным, напористым было ее кокетство, что даже Марина залюбовалась. Зато сама пассажирка никакого впечатления на проводницу не про-извела: невзрачненькая, ненакрашенная, волосы назад убраны, как у старухи. «Эдак всю жизнь одна прокукуешь. Хорошо, если мужичка завалященького найдешь, детей народишь, а дальше что? Тоска зеленая? Назад огля-нешься, вспомнить нечего?! Молодость, она один раз дается, и прожить ее надо, чтобы мало не показалось», – промелькнуло в цепких глазках Инны-Нины, и быстро забрав у Мрыськи билет, с безлико-громким «кипяток в кон-це вагона, чай-кофе позже», она вышла из купе, несколько чрезмерно раскачивая бедрами.
– Мариш, ты вообще дар речи утратила? Или со мной говорить не хочешь? – Алексей скользнул взглядом по ее молчащим губам, и с легкой улыбкой «я совсем не страшный», продолжил «пытать». – А когда-то говорила. И не только... Но почему-то не позвонила. Почему? Я ждал...
– Теперь-то что?! – выдохнула Марина.
– Теперь уже ничего. Но ты ж обещала.
– Я говорила «постараюсь», – обещать было не в ее правилах. Он просто этого не знал.
– Извини. Причуды памяти, – со всем добродушием ответил Алексей. – Как подружка твоя?
– Соня? Ты ее помнишь?
– Как видишь, – кому сказать, он долго помнил ту встречу.
Сначала сам думал – так, милая глупость, виньетка к весеннему дню, а потом по глазам, раскосым да жгучим, заскучал, звонка ждал, в уме все детали перебирал, чтоб девчонку эту найти, но кроме того, что зовут ее Мариной, а подругу ее Соней, и живут они, видимо, в центре, – так ничего и не вспомнил. Кофе не раз на том пяточке пил, – вдруг встретятся, вдруг почувствует, что он рядом. А пока скучал да надеялся, с Татьяной (женой) завертелось, да так лихо, что сам не заметил, как «женатиком» стал.
– Напитки! Кофе! Чай! – ломилась в дверь Инна-Нина, дребезжа столиком, уставленным стаканами.
«Да угомонишься ты?!» – досадовал Алексей на востро-глазую проводницу, и спеша внести ясность в ее планы, как можно ласковей спрашивал свою vis-a-vis:
– Что будешь, Мариш?
– Чай! – с кофе полнóчи не заснешь, а тут поскорей бы с разговорами завязать да проспать до самого Питера, чтоб на глупости времени не оставалось. Еще боль эта... Рука сама потянулась размять затылок и шею.
– Голова что ль болит? – хмыкнула Инна-Нина. – Может, таблетку?
– Спасибо, так пройдет. Это от жары.
– Спадает уже, – поежился Алексей для виду и тоже взял чай, в надежде, что «чайная» солидарность умиротво-рит Марину и вернет ему прежнюю доверчивую слуша-тельницу.
Но и после ухода проводницы разговор не клеился. Ни внимание и добродушие Алексея, ни величие физики не смогли разрядить напряжения. Скоро и чай был выпит, и Марина, сухо пожелав спокойной ночи и распустив воло-сы (чтоб голова поскорей прошла), улеглась, отвернувшись к стене, и неожиданно быстро заснула.
А вот Алексею не спалось. Он ворочался, комкал подушку, перестилал постель, просто сидел, закрыв глаза и призывая сон, но сон не шел, и он открывал глаза. В тусклом свете ночника, в смешении бледно-розовых тонов и серо-синих теней, плед укрывал девичий силуэт, как ракушка – жемчужину. Длинные волосы свободно струились по подуш-ке, по лицу и плечам Марины. «Хорошо ли ей спится? У нее ж голова болела», – прислушивался он к ее дыханию, поправлял занавески, чтоб проносящиеся мимо огни не на-рушали сонной полутьмы, пугался болезненной серости ее лица, присматривался, убеждаясь, что это лишь фокусы освещения, присаживался рядом, аккуратно отводил прядки, не сводя глаз с подрагивающих ресничек и улыбающихся неведомо чему губ, уверялся, что все у нее хорошо, но са-мому спокойней не становилось. В сердце просилась боль, беспричинная и ненужная. И Алексей вышел в коридор, чтоб, не видя Марины, обрести душевное равновесие.
Глава 9. Женитьба
Из купе проводницы доносился мужской голос: «Лежат муж с любовницей: вино, все-такое, вдруг жена возвращается...»
***
Татьяна, жена Алексея, знала сотни таких анекдотов, охотно делилась ими и любила посмеяться над горе-любов-никами. И пока слушатели, кто с восхищением, кто с зави-стью, любовались на ее роскошно подрагивающую, изо-бильную грудь, торжествующе поглядывала на Алексея: видишь? цени! И он ценил как умел.
Многие, пооблизывавшись месяц-другой на ягодку-Танюшу, пугались ее не по-женски прямолинейного нрава и тихо исчезали с ее горизонта. Но Татьяну это не смуща-ло: при ее-то формах удержать мужичка не вопрос, но пер-выми по плану значились институт, хорошая работа, зарпла-та, и только потом поиски жениха. Список требований к кан-дидатам в супруги был длинным, подробным и постоянно пополнялся новыми пунктами.
Когда настало время определяться с личной жиз-нью, Татьяна правдами–неправдами, через родственные и неродственные обмены, получила в единоличную соб-ственность двухкомнатную квартиру, а уж потом занялась кастингом: ходила по разным соревнованиям, матчам, клубам, даже в автошколу записалась.Вечера выпускников тоже кстати пришлись: мужич-ков пруд пруди (вуз-то технический) и общие темы всегда найдутся. Там и заприметила Алексея: высокий, обаятель-ный, с лучистым взглядом, легкой походкой, – экстерьер подходящий.
