Сэм и Уилл энергично кивают, а я следую их примеру. Это словно тяжелая болезнь. Если бы политики на самом деле понимали, к чему приводят их решения — к чему они приводят — среди бед, уже преследующих наш город, они, возможно, поняли бы. Нам просто нужно найти способ заставить их понять.
Если не учитывать тот факт, что когда я смотрю на Уилла и Джейка, есть что-то в их лицах, дающее понять, что они не собираются писать письма или отправлять представителей от нашего имени.
Я облизываю губы и пытаюсь спросить, что они имеют в виду, но парни уже подпрыгивают вместе с толпой, согласно крича что-то, а через мгновенье уже не просто кричат. Они стучат кулаками по столам и поднимают над головой стеклянные бутылки, а я вдруг понимаю, что одна из немногих женщин в комнате, полной довольно взволнованных мужчин. И если страсти накалятся чуть больше или упадет одна из этих бутылок…
Сэм, Уилл и парни уже забрались на табуреты. Они машут руками над головой. Я немного отодвигаюсь, чтобы они не свалились, но по их раскрасневшимся щекам и горящим глазам видно, что они еще не скоро спустятся. Я бегу к стене и почти добираюсь до нее, когда какой-то джентльмен вскакивает со стула, чтобы присоединиться к крику, и следующее, что я помню, его гигантское медвежье тело спотыкается об мое. Едва взглянув на меня, он выпрямляется и, поднимая пустую кружку, ревет:
— Разве мы позволим этому продолжаться?
Я пригибаюсь, чтобы увернуться от его руки, но мое платье не пускает меня. Что за… Я оборачиваюсь и вижу, что нога джентльмена стоит на моей юбке. Я не могу двинуться, чтобы он не порвал поясной шов или не оторвал ее совсем.
— Прошу прощения, сэр, — я толкаю его и пытаюсь сдвинуть его ботинок, но он слишком занят криками.
— Друзья мои, мы сражаемся не друг с другом, а с теми, кто принял это решение! — кричит он. — Может, они тогда и не хотели, чтобы мы высказали свое мнение, но я предлагаю сделать это сейчас!
Поднимается такой громкий рев, что сотрясает деревянные доски под моими ногами, пронизывая до самых нервов. Я снова пытаюсь пошевелиться и в этот раз слышу треск рвущейся ткани, но мне все равно. Крики отдаются ударами в легких у каждого присутствующего, и гудит весь зал. С последним яростным рывком мое платье рвется настолько, что я могу доползти до стены, к которой прижимаюсь и дюйм за дюймом двигаюсь к двери, пока энергия толпы растет, а их лица краснеют.
Вот что имел в виду Берилл в погребе гробовщика, когда говорил, что констеблям есть о чем волноваться, кроме того, что мы будет откачивать кровь. Потому что у них на носу чертов бунт. И, конечно, Берилл знал.
Его отец в парламенте. Его отец помог принять это решение. Я хмурюсь. Самое меньшее, что Берилл мог сделать — предупредить нас.
Отец Джейка кричит:
— Значит, давайте сразимся с ними! Давайте посмотрим, что они чувствуют, когда их дети голодают!
— Сразимся с ними! — кричит другой голос.
Я подныриваю под руку мужчины и пытаюсь проскользнуть мимо него, но в тот момент, когда оказываюсь внизу, он опускает локоть. Я не могу увернуться достаточно быстро, чтобы избежать столкновения, но внезапно вижу другую руку, которая появляется, чтобы вмешаться. Кто-то протягивает руку и хватает за плечо, у меня получается увернуться, как раз в тот момент, когда мужчина резко прижимается к моему телу, что в другое время было бы сочтено слишком смелым. Я отшатываюсь и оборачиваюсь.
И встречаюсь лицом к лицу с пронзительными глазами Люта, его непослушными волосами и плотно сжатыми губами.
— Что ты здесь делаешь? — шипит он. Обнимает меня за плечи и подталкивает к двери.
— Лют, — несмотря на то, где мы находимся и раздраженный взгляд, мои щеки заливает глупый румянец.
Он игнорирует меня и в то же время толкает, наполовину пытаясь увернуться от группы мужчин, которые прыгают вверх-вниз, становясь громче и наглее, когда сталкиваются с нами. Я спотыкаюсь о половицы и ботинки и, наконец, хватаю его за запястье, чтобы не упасть.
— Мистер Уилкс! Ты можешь перестать толкать меня. Я уйду, когда сочту нужным, большое спасибо, — мне удается зафиксировать ноги настолько, чтобы развернуться и заставить его остановиться.
Он смотрит на меня, как на сумасшедшую, затем наклоняется и машет подбородком в сторону комнаты.
— Ты видела, что на тебе надето, Рен? Тебе нельзя тут находиться. Ты должна уйти.
Я приподнимаю бровь, чтобы скрыть смущение.
— Я имею такое же право находиться здесь, как и все остальные. Они знают, кто я, — я не говорю ему, что уже уходила.
Его дерзкие глаза скользят по моему платью, затем возвращаются к лицу с тревожным взглядом.
— Эти люди собираются разнести эту комнату на куски и разорвут тебя на куски вместе с ней, потому что ты выглядишь, как одна из них.
— Одна из кого? Из верхушек? Только я не такая, и каждый здесь знает это.
Его челюсти сжимаются так сильно, что я слышу, как они щелкают.
— И это ничего не будет значить ровно через десять секунд, после того, как тебя заметят. Им все равно. Сегодня вечером ты пришла оттуда. А в таком наряде ты не из этой группы.
Я вздрагиваю и сжимаю кулак от его колющих слов. Я пришла сюда, потому что мне не все равно. Потому что я живу здесь. Предубеждение нелепо, и из всех людей Лют больше остальных должен это знать. Он не вписывается сюда больше, чем я.
Я хмуро смотрю на ближайшую часть комнаты, где все парни уже стоят на столах, а толпа вокруг них держит руки и шляпы в воздухе. Все-таки Лют прав. Уйти из Верхней части, не зная, что город в волнениях, можно было случайно, но это не имеет значения. Общее настроение ясное. Здесь вот-вот взорвется энергия и ярость.
Вгляд Люта смягчается и он наклоняется, чтобы прошептать:
— Просто… прошу.
За шипение в воздухе следует щелчок и в следующий момент мужчина у стойки поднимает табурет, а внутри меня что-то начинает кричать, нам всем нужно уходить. Нам нужно уходить немедленно.
А потом через комнату пролетает бутылка и врезается в кого-то возле стойки. И паб взрывается хаосом.
Глава 9
Я поворачиваюсь к Люту, но он уже снимает куртку и набрасывает мне на плечи. Он натягивает ее на меня, чтобы скрыть платье, затем обхватывает рукой мою голову и прижимает к себе.
Звук бьющихся бутылок и яростных ударов кулаков о кость стоит в ушах, пока Лют проталкивает нас черед дверной проем на забитую людьми улицу, где убирает руку с моих плеч и хватает меня за руку,