— Спасибо.
Когда мы подходим к дому, он не поднимается по разбитой каменной дорожке. Просто останавливается и ждет, засунув руки в карманы, а его смущенный взгляд устремлен всюду, кроме моего лица, хоть я стою в семи дюймах от него в густом тумане, настолько плотном, что шумы, огни и все вокруг нас исчезает. И на мгновенье мир состоит только из нас двоих, нашего дыхания и многозначительной тишины. Он держит руки в карманах и внимательно рассматривает свои туфли, словно они вдруг стали очень интересными.
Я снимаю его куртку и возвращаю ее. Он принимает, не произнося ни слова. Затем кивает.
— Спокойной ночи, мисс Теллур, — и поворачивает обратно к дороге, направляясь, домой.
— Лют.
Он останавливается в шести футах от меня. Смотрит на меня своими глубокими, как океан глазами. И спокойно ждет, пока я обдумываю свои слова.
И вдруг я осознаю, что стою в разорванном платье с покрытой мурашками кожей перед парнем-рыбаком, который совсем не похож ни на Винсента, ни на Жермена, ни на кого-нибудь из них, а все вокруг — словно море, а у него растрепанные волосы и серые горящие глаза на не очень привлекательном лице.
— С тобой все будет хорошо сегодня — в тумане?
Он слабо улыбается.
— Всегда.
Я сглатываю.
— Я знаю, ты разберешься. Я имею в виду, рыбалку. Но спасибо. За то, что помог мне сегодня.
Он открывает рот, словно хочет что-то добавить. Может рассказать о том, что внезапно проявилась на его лице. Это вызывает во мне странный голод, который словно усиливается рядом с ним сегодня.
Вместо этого, он просто наклоняет голову и поворачивается, чтобы уйти, но стук копыт и колес останавливают его. На мою улицу выезжает карета, громко грохоча по камням, гальке и выбоинам. В поле зрения появляются две лошади, за которыми следует красивая черная карета. Это не Селени, но какой еще Верхний приедет сюда сегодня?
— Эй, — окликает кучер лошадей и карета останавливается прямо передо мной, в то время как Лют возвращается, чтобы встать позади меня, а затем занавес на окне отодвигается.
Лицо мистера Кинга смотрит на нас. Позади него — Винсент. Я замечаю удивление и вспышку раздражения в глазах Винсента, в то же время чувствую, как напрягается тело Люта. У меня внутри все обрывается. Я обхватываю себя руками и выдыхаю:
— Добрый вечер, мистер Кинг.
— Мисс Теллур, — говорит отец Винсента. Его лицо застывает, пока он оценивающе оглядывает картину. Могу себе представить, что он об этом думает. — Мой сын был обеспокоен Вашим поспешным уходом сегодня вечером и хотел убедиться, что вы благополучно добрались домой. — Его взгляд метнулся к Люту. — Похоже, что это так.
Я облизываю губы.
— В порту сегодня были некоторые волнения, — говорю я, словно добавление разумных объяснений могли бы успокоить подозрения, омрачающие выражения лиц Винсента и его отца. — Мистер Уилкс оказал мне помощь в борьбе с хулиганами.
— Понятно, — он шмыгает носом, словно пытаясь понять, лгу я или нет. — Винсент сказал, что Вы рано ушли, чтобы продолжить изучение болезни матери. Я знаю, он верит в работу, которую Вы помогаете делать своему отцу, и я лишь надеюсь, что его прогрессивная позиция не станет прискорбной. Ну, ночь холодна, и, видя, сколько неотесанных персонажей вокруг… — он щурится, и хотя не смотрит на Люта, все и так понятно. — Я предлагаю вам зайти внутрь.
— Отец, думаю, было бы разумно…
Отец Винсента качает головой, чтобы заставить сына замолчать, затем стучит по карете и закрывает занавеску.
Как только они отъезжают, я поворачиваюсь к Люту.
— Лют, я…
— Мистер Кинг прав, мисс Теллур. Вы не должны делать того, о чем Вы или ваш друг будете жалеть.
Я моргаю. Его тон и поведение полностью изменились до отчужденности, граничащей с холодностью. Я оглядываюсь и снова смотрю на него. Что случилось?
Прежде, чем я успеваю объяснить, что Винсент не совсем мой друг, тем более не пара, и если уж на то пошло, я даже не знаю, о каком сожалении они все говорят, как у старой миссис Менч загорается свет, и она высовывает свою голову из окна.
Лют разворачивается на каблуках.
— Спокойной ночи, Рен, — он уходит в туманную тьму.
Глава 10
Я открываю дверь и быстро вхожу внутрь, стараясь не разбудить спящих родителей или не привлечь еще больше внимание миссис Менч. Моя голова в тумане из-за того, что только что произошло. Напряжение между Лютом и мистером Кингом вполне оправдано — он один из политиков, подписавших квоты на рыбную ловлю. Но изменившееся поведение Люта и его комментарии, словно он был… кем?
Причислять меня к ним?
Я прокручиваю в памяти эту сцену. Я сделала что-то, что указало на это? Но единственное, что бросается в глаза — это намек мистера Кинга на то, что моя работа достойна сожаления, хотя, кажется, он поддерживает интерес Винсента ко мне.
Я стараюсь не позволить никому из них затронуть мою гордость, и, хватая фонарь за дверью, чиркаю спичкой, чтобы зажечь его, затем пишу отцу записку, чтобы он сходил проведать брата Люта, когда у него будет время. Затем я проскальзываю к двери комнаты родителей, чтобы взглянуть на них. Папа обнимает маму, которая выглядит двое старше своих тридцати восьми лет. Ее дыхание затруднено и неровно. Папа грубый и крупный из-за часов, проведенных в согнутом положении над медицинскими столами и пациентами в течение последних двадцати лет.
Я на цыпочках подхожу к ним и целую обоих в голову, затем поворачиваюсь, чтобы уйти, когда мое внимание привлекает пятно на маминой груди. Я наклоняюсь ближе. Это синяк. Темно-фиолетовый с чернотой.
Такое случается. Бывает у всех. Это не значит, что болезнь прогрессирует.
Тем не менее, я скольжу взглядом по ее шее и лицу — чтобы остановиться на пятнышке крови на ее подушке. Я подношу лампу как можно ближе, чтобы не потревожить ее и рассматриваю темное пятно не больше лепестка цветка мерримаха. Затем прослеживаю взглядом до еще одного такого же пятнышка возле ее губ.
Я отстраняюсь и задерживаю дыхание в попытке сдержать крик. Затем тщательно осматриваю ее кожу в поисках других пятен. Их нет.
В них нет необходимости. Потому что мой разум уже сопоставляет все сходства между ее ситуацией и мертвецами, которых я видела и о которых слышала сегодня.
У нее есть синяки, а у других не было. У нее другая болезнь. Медленная. Я осторожно выхожу из комнаты и закрываю за собой дверь. И прислоняюсь к ней, пока моя вздымающая грудь не начинает ровно подниматься и опускаться. Затем иду к лестнице в подвал.
Внизу я поворачиваю фитиль фонаря и даю глазам привыкнуть к свету прежде, чем подойти к полке, где у
