— Сделают они это или нет, я хочу подождать, — я сжимаю его руку. — Учеба в университете отнимет много времени, а сейчас вы с мамой нуждаетесь во мне больше, чем когда-либо. Мы оба знаем, что если мое лекарство не сработает, я не успею вылечить маму, — я сглатываю. — Лекарством будет либо то, что мы сейчас разрабатываем, либо нет.
Он отнимает свою руку, чтобы повернуться ко мне лицом.
— Теперь слушай меня. Ты поедешь в этот университет. Конечно, это займет много времени. А ты как думала?
— Я не это имела в виду, — я смотрю мимо него на воду, затем делаю вдох, чтобы мой голос не дрожал. Смотрю на этого человека, который был не только моим отцом, но и другом всю мою жизнь. Возможно, я уже теряю маму. Я не готова потерять и его. Даже по другой причине. Я не готова потерять его из-за горя.
— Я продолжу исследования, но мы будем делать это вместе. Я останусь и буду заботиться о вас обоих, потому что именно так поступают в семье. А когда все изменится, я, может быть, поступлю в университет.
Я редко видела его сердитым. Так, чтобы его трясло от гнева. Но сейчас он именно такой.
— Рен Теллур, слушай и слушай хорошо. Мы с твоей мамой воспитывали тебя не для того, чтобы ты бросила семью или забыла о ее нуждах. Но мы также воспитывали тебя не для того, чтобы ты жертвовала своими мечтами ради других.
— Но что, если мои мечты и то, и другое? — шепчу я. — Что, если я могу исполнить и то и другое, только медленнее?
Он изо всех сил качает головой, а его дыхание становится утомленным.
— То, что ты сделала — что прошла в этом состязании — не что иное, как чудо. И я достаточно стар, чтобы понимать, что когда происходит чудо, ты смотришь ему прямо в лицо и принимаешь, как таковое. Так что теперь я смотрю тебе в лицо и принимаю это. Как бы это ни выглядело — чем бы ни закончилось для нас — ты пойдешь вперед с высоко поднятой головой.
— А ты?
— Рен, я твой отец, а не ребенок.
— Верно, но я тоже уже не ребенок, папа.
Он усмехается и тихо говорит:
— Добро пожаловать во взрослую жизнь, дитя.
Его прерывает визг, когда к нам спешит мамаша с дочерью, которая состоит из растрепанных каштановых волос, кожи и тощих ног, тонких как у цыпленка. Я наблюдаю, как они плетутся к дому, когда девочка поднимает глаза и, сначала изумленно, а затем смущенно улыбается.
Папа обнимает меня за плечи и сжимает.
— Мы прожили с тобой целых семнадцать лет. Может, теперь ты нужна другим людям. В конце концов, для чего еще нужны исследования, если не ценить людей, ради которых мы их проводим? Мы начали нашу работу ради твоей мамы. Ты закончишь ее ради нее и других.
Я смотрю на него и моргаю, игнорируя все, что собиралась сказать. Вместо этого я наклоняюсь и крепко целую его в щеку.
Он улыбается.
— Вот это моя девочка, — он кивает в сторону двери, через которую я вижу стоящих Селени и моих друзей. — А теперь иди, заканчивай свое веселье. Пойду, проверю твою маму. Я дам ей еще десять минут, а потом отвезу отдохнуть.
Я начинаю спорить, что помогу, но выражение его лица останавливает меня. Поэтому я просто смотрю, как он уходит, прежде чем последовать за ним в сверкающий дом моих тети и дяди.
Берилл и Селени разговаривают с его родителями. Уилл и Сэм болтают с Молли. А Лют…
Лют тихо разговаривает с женщиной, которую я знаю как Холма. Они смеются над чем-то, и мне вдруг приходит в голову, что кукарекающий петух в день Лабиринта был прав. Смерть витала в воздухе, и она явилась. Но, возможно, это была смерть наших более страшных личностей.
Я снова поднимаю взгляд на Люта и Холма, а она резко поднимает глаза, чтобы встретиться со мной взглядом. Ее глаза мерцают ласковым пониманием, которое говорит, что она знает, о чем я думаю. Ведь, в конечном счете, главное — то, как мы используем наше время.
Я поворачиваюсь к Люту, который, видимо, чувствует это, потому что останавливается посреди разговора и смотрит прямо на меня. И вопросительно поднимает бровь.
— Как насчет того, чтобы уйти отсюда? — одними губами говорю я.
Глава 27
Еще до того, как мы добрались из дома Селени до главной дороги, соль в моей крови дрожит, тянет, приглашая нас с Лютом, мчаться к берегу нашего маленького портового городка. Когда мы бежим мимо полей, по мосту и вниз узкими извилистыми улочками перед нами сверкает звездная вода. Смею предположить, что Лют не отстает от меня в своих брюках, лучших из всех, которые когда-либо были у него.
— Ты уверен, что не порвешь свои вещи? — я задыхаюсь, когда мы выходим на дорогу к пабу Соу.
— Не обещаю, — он смеется. — Но они определенно раздражают.
Я спускаюсь по вымощенным булыжниками ступенькам в другой переулок и иду по нему, пока мы не оказываемся на длинной дорожке перед пристанью, где среди длинного ряда других лодок, пришвартована лодка Люта. В серебристой воде отражается ночное небо, волны вздымаются белыми пятнышками пены, похожими на звезды.
Я соскальзываю с деревянного выступа, когда ветер раздувает мои волосы на сотни коротких прядей. Наша кожа ощущает брызги соленых волн, дико плещущихся о причал, когда Лют спрыгивает вниз, чтобы присоединиться ко мне на песке.
Ботинки — первое, что нужно снять.
Платье — второе.
Лют издает низкий смешок.
— Конечно, ты надела брюки под вечернее платье.
Я не отвечаю — просто задираю юбку через голову, дергаю, но она не снимается. Что-то уперлось мне в шею.
Лют хватает ткань и придерживает ее, чтобы она не порвалась.
— Перестань дергаться. Ты забыла о пуговице, — его пальцы касаются моей спины, пока он распутывает петельку.
Я жду, пока он расстегнет ее — а затем легкое платье остается у него в руках, а я выскальзываю из лабиринта в своих штанах с трупа и блузке к морю. Я наклоняюсь, чтобы подвернуть их, затем снимаю чулки, пока волны поднимаются на пять шагов.
Парень отбрасывает платье в сторону и падает на песок, затем закидывает руки за голову и смотрит вверх. Ночное небо сегодня в полном великолепии, демонстрирует свои созвездия, словно соперничая с моим платьем.
Он ничего не говорит.
Я ничего не говорю.
Мы просто слушаем, как бьются волны, а на расстоянии перекликаются сирены.
Я не знаю, насколько нас хватит. Он лежит на спине. Я стою у воды и нервничаю. Во тьме, где небо простирается, как чернильный холст, от одного края мира к другому, а прилив и отлив, как
