Я втягиваю воздух и открываю защелку. «Я гуляла с мальчиками и показывала им свои щиколотки, миссис Менч».
Когда я вхожу, в доме горит приглушенный свет и внутри пахнет остатками дрожжей и специй, оставшиеся со вчерашней пробы испечь пирожные. Я заглядываю в маленькую кухню с умывальником, деревянной печью и маленьким круглым столом, окруженным тремя грубо высеченными стульями, на которых теперь, большинство времени, сидим только мы с Па. Я кидаю взгляд на родительскую комнату, где, скорее всего, лежит мама. Мои живот и легкие сражаются с желанием выбежать обратно, где воздух не ощущается как кокон, а мой страх не звучит так громко. Потому что здесь… Скорбь и страх как тикающие часы на каминной полке, которые все время нужно заводить.
Я сглатываю ком в горле и на мгновение останавливаюсь, чтобы послушать.
Шорох под половицами говорит, что Па все еще работает в подвале.
Отлично. Я иду к лестнице.
— И где ты была весь день? — он спрашивает меня, когда я спустилась по изогнутым, шатким ступеням в комнату, заставленную полками, где располагаются книги по медицине и алхимии, многие из его собственного творения. Он стоит между двух столов, а его усыпанные сединой волосы торчат в разные стороны, напоминающие клубок дыма. Один из этих столов мы используем для нарезки ингредиентов, а на втором храним коллекцию его изобретений оборудования и машин, последнее из которых было трансформирующим в нашей работе. Он называет это фракцией клеток.
— Я думал, ты вернешься в кровать, когда я ушел утром. С доставкой всё прошло хорошо? — он наклоняется над ближайшим столом, где сидит Розовая Леди — самая маленькая крыса, над которой мы ставим опыты. Как правило, я не даю имена нашим подопытным, но с того момента, как Па принес её сюда, я почувствовала, что именно она поможет нам дать разгадку к лекарству. Она дергает своим розовым носиком и кусает его за палец сквозь толстую перчатку. В целом, она довольно ручная, по сравнению с остальными десятью из нашего текущего имения.
Я приближаюсь, наблюдая за движениями мышц крысы. Па сказал, что если мы сможем найти лекарство, нам нужны живые подопытные. Я настояла, чтобы мы использовали только инфицированных мышей, которые до сих пор существуют в нескончаемых объемах.
И до сих пор, она продержалась дольше всех.
Я погладила ее по голове, затем достаю несколько монет, которые я получила за свою выпечку, и кладу их на полку, где собираю накопления. Мой скудный бизнес приносит немного, но прибавляя их к доходу Па, это прибавляет сбережений нам на жизнь. И это работа, которую я понимаю — то, как смешиваются ингредиенты, создавая химическую реакцию. Это успокаивает.
— Остальные пирожные были готовы к четырем, — я возвращаюсь назад. — Я доставила их все к десяти, и поэтому подслушала, как два констебля говорили о северянине, который умер за городом во вторник утром. Я проскользнула к могильщику, чтобы добыть немного образца из трупа для опытов, до того как эта жара превратить его в жидкость.
— Отличная мысль, — Кивает Па — Кто он?
— Продавец масел из деревьев, который приехал с караваном две недели назад. Они все уехали сегодня, кроме него.
Па удивленно приподнимает брови.
— Тот, который клялся, что масло излечило его от болезни?
Я достаю пузырек с кровью из своего плаща.
— Он самый.
Я ставлю его на поднос с металлическими петлями, расположенный на столе для оборудования, затем поворачиваюсь, чтобы снять с себя мокрый пиджак и вешаю его на крючок возле крошечного очага, который едва выделяет достаточно тепла, чтобы обогреть эту комнату.
— Там также попало немного брюшной ткани, — я беру длинное полено и кладу в крошечную железную печь.
Впервые услышав заявление этого парня на прошлой неделе, мы с Па сразу протестировали немного этого масла, но выяснили, что оно содержит не более, чем дешевое касторовое масло, смешанное с цветочной эссенцией. Но в утверждениях других людей из каравана, которые сказали, что продавец действительно восстал от некой «смертельной болезни», было что-то, что я не могла не заметить.
— Очень дельная мысль, Рен, — он поднимает тонкую, серебристую иглу и аккуратно втыкает её под кожу Леди. Крыса издает писк, но успокаивается сразу, как Па достает из кармана крошки от пирожного и кладет их перед ней. Она немного надкусывает их, неплохое утешение, и затем он смотрит на меня.
— Итак, что тебе удалось найти? — я стаю возле очага и позволяю слабому теплу касаться моих щек, перед тем, как я дам ответ. Чего бы я только не отдала, чтобы выпить сейчас чашку чая, ведь еда и напитки запрещены в лаборатории, чтобы избежать загрязнения.
— Без понятия.
Он поднимает бровь.
Я киваю. Именно. Возможно, здесь люди и умирают толпами, но есть только несколько тому причин, о которых я достаточно узнала от Па, чтобы опознавать большинство из них.
Я подхожу к ведру для стерилизации.
— Я бы провела более детальное вскрытие, если бы у меня было время, но со мной был Берилл. От умершего пахло ликером и на вид ему было двадцать пять лет. Все кости целые и цвет кожи был таким, как и ожидалось, так как уже началось вздутие. На губах следы асфиксии, но от чего-то внутреннего, не от человеческой руки. В любом случае, не было признаков удушения или сердечной недостаточности. — Я беру немного спирта и быстро растираю его между ладонями и по рукам. И тут я кое-что вспомнила. — О, еще возле его рта было немного запекшейся крови.
Он хмурится и прекращает возню с Леди.
— Запекшаяся кровь? Будто бы она выделилась при кашле?
Я насухо вытираю руки и смотрю на него.
— Возможно, это был вирус?
— Без доступа к телу я не могу сказать точно, но… — Па помрачнел еще больше. — Ты надевала перчатки, когда делала вскрытие?
— Конечно.
Он вздохнул.
— Хорошо. Проверь, чтобы они были продезинфицированы. И еще, передай мне мой фонарик, — он протягивает руку, пока второй удерживает крысу и ждет, как я найду его любимый фонарик, который он просит. Тот, который располагается на одной из полок, расположенных вдоль двух дальних стен и занимающих пространство от пола до потолка. Деревянные выступы покрыты разваливающимися книгами, полупустыми бутылками и кусочками скелета — как человека, так и животного. К четырем годам я уже могла назвать каждую часть любого из них и нарисовать в точности все детали.
Я прохожу мимо черепа молодого василиска, который мы вытащили из заболоченного места в прошлом году, и беру фонарь за ним. Пустые глазницы жестокого чудовища смотрят на меня, когда я поворачиваю фитиль, а затем иду и поджигаю его свечой, после чего вкладываю в руку Па. Я киваю
