Однако ему хватило дальновидности, чтобы навербовать льстивых биографов и обвешаться льстивыми портретами. На самом знаменитом его портрете кисти Гиацинта Риго изображено туловище величайшего атлета того времени, королю же принадлежит только лицо.
Людовик XVI, едва заняв трон, бросился исправлять ошибки пращура. Он отменил абсолютную монархию и вернулся к конституционной, по английскому образцу, гораздо более гибкой и современной.
Для анализа экономического положения в стране он пригласил умелого министра Тюрго. Был впервые проведен опрос: людям из народа предлагалось рассказать о волнующих их проблемах (знаменитые письма-жалобы). Миллионы людей, которыми до сих пор пренебрегали, которым затыкали рот, стали рассказывать о своих повседневных бедах.
Более того, Людовик XVI решил отменить еще существовавшее во Франции крепостное право. Он положил конец версальским оргиям и выгнал обосновавшихся во дворце аристократов-паразитов; учредил справедливое налогообложение для всех, богатых и бедных, рискуя настроить против себя всю знать. Он справился с опасностью голода, раздав клубни расхваливаемого агрономом Пармантье картофеля. Он восстановил свободу вероисповедания, положил конец религиозным преследованиям и применению полицией пыток.
В экономике он запустил все реформы, необходимые для перехода в эпоху индустриализации. Благодаря маркизу де Лафайету он принял решение помочь финансами Американской революции, победа которой замедлила английскую колониальную экспансию. Он финансировал экспедиции в неведомые земли по всему миру, способствуя росту французской колониальной империи. При этом он требовал от колонистов уважения к туземному населению. Когда в Париже вспыхнули народные бунты, он запретил своей полиции стрелять по толпе: «Никогда французский солдат не прольет кровь француза». Этот благородный принцип обусловил его свержение.
Взойдя на эшафот, Людовик XVI нашел в себе силы для последнего благородного поступка. «Какие новости о господине де Лаперузе?» – спросил он палача, имея в виду французского мореплавателя, от которого уже много недель не было вестей. После этого король положил голову под нож гильотины.
130.Два атланта выбились из сил, но упорно движутся на юг.
Уйдя из Мем-фиса, они не нашли ни одного колодца, ни клочка тени. Чтобы уберечься от солнца, они натягивают на голову одежду. Когда жара становится невыносимой, они устраивают привал и ждут. Сил нет даже для разговора.
Глядя друг на друга, они все понимают без слов. Хватает простой улыбки, чтобы совсем не отчаяться.
Когда зной немного спадает, они идут дальше.
Ночью они спят. Ночи в пустыне холодные, зато холод приносит хоть какую-то влагу. Поутру они слизывают со своей одежды росу.
Взвалив на спину кувшины со своим прошлым, они продолжают путь.
131.Их постигает фиаско.
Передача со сравнением правлений Людовика XIV и Людовика XVI получает разочаровывающе низкий рейтинг просмотров.
Все шестеро рассаживаются вокруг круглого стола в открытом дворике с видом на пляж и на море. Все в унынии.
– Наверное, дело в ошибочном выборе сюжета. Он интересен только на Западе. Многим американцам история Франции совершенно неведома, – высказывается Готье.
– Могу предложить следующего идола для развенчания – Джона Кеннеди.
– Лучшего из американских президентов?
– Одного из худших! Джозеф Кеннеди, его папаша, был мафиози, ввозил через канадскую границу запрещенный алкоголь. В 1938 году, будучи послом США в Англии, он агитировал против вступления Америки в войну с его «другом» Гитлером. Сынок, Джон, был наркоманом и любителем сексуальных оргий, который его брат устраивал прямо в Белом доме. Этот безумец наклепал ядерных ракет и усилил напряженность с Россией, едва не приведшую к третьей мировой войне. Он устроил в сугубо предвыборных целях провальную высадку в кубинском заливе Свиней. Это он отправил в 1961 году американских солдат во Вьетнам, – напоминает Рене.
– А я всегда считал Кеннеди красавчиком, богачом, честным и отважным парнем! Наверное, на меня повлиял его выбор жены – сногсшибательной Джекки, – говорит Николя.
– Интересно было бы сбросить с пьедесталов звезд массмедиа, созданных усилиями консультантов, – предлагает Готье.
– Какие еще примеры дутых величин? – любопытствует Николя.
– Как теперь стало известно, Сталин, долго считавшийся символом коммунизма, был агентом царской охранки, инфильтрованным в коммунистическую среду. Это он превратил восстание советов в диктатуру пролетариата, превосходившую жестокостью и тоталитарностью царский режим.
– Эта особенность прошла мимо моего внимания, – сознается журналист. – Кто еще?
– Я бы мог рассказать о Мао Цзэдуне, освободителе народа, истребившем всю интеллигенцию и погубившем своей «культурной революцией» три тысячелетия утонченной культурной и научной традиции Китая.
– Давай еще!
– Че Гевара и Сен-Жюст, две так называемые романтические революционные иконы, на совести которых тысячи замученных и погубленных невинных людей.
– Тем не менее их изображают на своих майках юные бунтари, – напоминает Николя.
– А еще Наполеон, завоевавший соседние страны и усадивший на их троны марионеток, своих родственников и друзей. Или Цезарь, еще один властолюбец, повсюду устраивавший войны и сеявший разорение в угоду своим политическим амбициям. Все, кто учинял катастрофу за катастрофой, возводятся историками в ранг великих харизматических вождей.
– Приходится признать, что в коллективном бессознательном прижилась мысль, что убить одного человека – это преступление, а перебить миллионы – амбициозный политический проект… – иронизирует Николя, которого все сильнее интересуют заявленные Рене темы.
Все размышляют над причинами провала первого выпуска «Мнемозины».
Опал разливает по бокалам красное вино, чтобы все немного расслабились.
– Не ограничивайся разоблачением диктаторов, Рене. Нужен позитив, рассказы об истинных, но забытых героях, – вступает в беседу Элоди. – Напомни о прекрасных людях, у которых не задалась реклама: о Ганнибале, Пифагоре, Ламарке, Земмельвейсе. Помнишь, ты рассказывал мне о них в столовой лицея Джонни Холлидея. Примеры для подражания людям нужнее, чем презренные марионетки.
Рене в очередной раз признает способность своей подруги к трезвому анализу.
– Моя следующая хроника будет посвящена фараону Эхнатону. Он пытался модернизировать и демократизировать египетское общество, но был убит заговорщиками, жрецами культа Амона, успешно очернившими его память, а потом постаравшимися добиться его полного забвения.
– Не пойдет, – подает голос Сериз.
Все поворачиваются к ней.
– Мы хотим нести истину, а сами уподобляемся лжецам. В интернете пруд пруди сайтов о теориях заговора, они тоже называют себя правдивыми, а на поверку распространяют еще более грубую ложь.
…Мой папаша от таких без ума.
– Все потому, что мы разоблачаем отжившую систему в вышедшей из моды манере, – объясняет Сериз.
– Она права, каждый воображает, что уж он-то, в отличие от всех прочих, завзятых лгунов, знает правду, – поддерживает ее Николя. – Мы предстаем хвастунами, якобы несущими истину, в отличие от остальных хвастунов. Получается, что наш сайт предлагает субъективный взгляд, один среди массы других. У нас нет неопровержимых доказательств нашей правоты.
С Николя невозможно спорить.
– Как же быть? Опустить руки и отказаться от идеи предъявить миру свою версию истории? – огорченно спрашивает Рене.
– Начнем с правды о том, что мы знаем лучше, тогда как слушатели этого практически не знают, – вносит предложение Сериз.
– Например?
– Давайте расскажем о себе. О том, как мы
