Едва я пересек границу таможенного контроля в аэропорту Борисполя, где, вопреки ожиданиям, мой российский паспорт не вызвал особого интереса, то понял, что ни в каких санкционных списках пока не состою и могу спокойно передвигаться по городу, наслаждаясь дурманящим запахом свободы, доносящимся из коллекторов.
Конечно, моей иронии не было предела, потому что тут и там я видел эти странные попытки отделиться, отстроиться от своего косолапого северного соседа. Всюду – в такси, в гостинице, в кафе – окружающие, сами прекрасно говорящие на мягком русском наречии, тут же обращали внимание на мой твердый акцент и начинали участливо заводить беседу о том, что очень рады видеть меня здесь, используя фразы типа «ну вот вы и вырвались», «как вам повезло оказаться здесь». Мне хотелось вразумить этих милых людей, сбросить с их глаз пелену, но я останавливал себя. В конце концов, моя миссия была совсем не в этом. Мне предстояло отыскать в этом неспокойном месте человека, который вел самую настоящую войну за их души, – отец Иннокентий возглавлял тайную канцелярию Русской православной церкви. Насколько я понял, его задачей была борьба с униатами и отстройка сложных отношений с автокефалией. Особенно не погружаясь в историю вопроса, я, тем не менее, понимал, что для безупречной украинской власти он был одним из «врагов номер один».
Моя дорога из Мурманска в Киев заняла несколько дней. И не только потому, что я сразу планировал задержаться на сутки дома, о чем чуть позже, но и ввиду того, что здоровый прагматизм решений руководства страны назначения привел к необходимости следовать в нее окольными путями. В моем случае пришлось лететь с двумя пересадками. Прямая дорога была закрыта.
Накануне, покидая столицу, я не ждал от этой поездки ничего хорошего. Ведь я был совсем не уверен, что продвинусь дальше линии кордона. А в более пессимистичных сценариях я и вовсе мог разделить судьбу многочисленных «диверсантов», которые приехали к тете погостить, а оказалось, что у них руки по локоть в кремле.
Вот, наверное, еще одна причина, почему я так не торопился сюда, досадуя, что великий и ужасный отец Иннокентий заставляет тащиться меня в Изумрудный город, когда можно было бы просто поговорить по телефону.
Когда мы прилетели с Натальей из Мурманска в московский аэропорт, она пыталась меня успокоить, совсем не разделяя моих страхов относительно задержаний и тому подобной охоты на ведьм. Мы докатили ее чемоданы до парковки, и я отвез ее домой. Удивительно, что по какому-то стечению обстоятельств я знал, куда ехать. Опомнившись только на Кольце, я уточнил, куда дальше. Оказалось, мы были уже в двух кварталах от ее квартиры в исторической части города.
Здесь меня ждал очередной «удар», когда выяснилось, что ее новый друг, Котофеич, он же Зеленый Глаз, сбежал. Зарина, домработница, картинно причитала, боясь получить выговор за неосторожно оставленную открытой дверь. Но в каком-то смысле это было даже облегчение. Потому как, начни он опять меня куда-то вести (например, по карнизу восьмого этажа на крышу соседнего дома и затем в дымоход), мне пришлось бы двинуться за ним?! Выпив чаю с пирожными, что мы купили за углом, я попрощался с Наташей, причем это произошло как-то само собой, без слез и истерик – конечно же с моей стороны, потому что представить себе ревущую Наталью Александровну было просто невозможно, – я направился домой. Чувствуя огромную вину, я заехал в цветочный магазин и купил корзину орхидей – любимых цветов Вероники. Каково же было мое удивление, когда я, уже ближе к полуночи переступив родной порог, обнаружил звенящую пустоту. Мой сюрприз явно не удался, а вот ее – еще как. Я позвонил жене и узнал, что она у родителей в Петербурге. В конце концов, мы же договаривались, что она иногда будет приезжать в Питер, что она и сделала.
Тут же мне в голову пришла шальная мысль. Захватив корзину с собой, я выскочил из дома и понесся опять прямиком в аэропорт. Еще полтора часа – и стальная птица уже несла меня в город на Неве. Когда я под утро осторожно постучал в дверь родителей супруги и заспанный тесть, при полном ночном параде, в трусах и майке, открыл мне, то изумлению старого морского волка не было предела.
По заведенной Инессой Эдуардовной традиции мы с женой в родительском доме никогда не спали вместе, поэтому когда утром я проснулся и вышел на кухню, застегивая по пути рубашку, Вероника бросилась ко мне на шею, явно впечатленная моим поступком. Цветы, благо, выдержали ночные приключения и ярко-фиолетовым настроением украсили наш семейный завтрак, во время которого даже теща смотрела на меня чуть более ласково, чем обычно.
Мы с супругой пошли гулять по городу, я рассказывал ей историю моего странного университетского учителя, его тайные теории, а она шагала рядом, обхватив меня за руку и прилежно запоминая отметки глубин моего погружения в историю теологии. То, что произошло со мной в мурманской гостинице, казалось таким нелепым и глупым!
Был чудесный летний день, которые так редко выпадают в Питере. Город расцвел и встретил нас чистыми широкими проспектами и узорными решетками гранитных набережных. Я предложил Веронике полететь со мной в Киев, но она отказалась, сославшись на занятость по работе. Мы успели заехать и в офис филиала «Миллионника». Здесь все ждали ревизора еще неделю назад, а потому, когда я на самом деле появился, то возникла типичная картина из цикла «не ждали». Половина редакции сбежала на пляж, оставшаяся половина являла собой «царство сонных мух». В этом было такое разительное отличие от материнской редакции, где все бегали как заведенные, и, казалось, такой должна быть газета! Но нет, в культурной столице никто никуда не торопился.
Вероника осталась листать журнал на диване у входа, а я расхаживал с важным видом по кабинетам и выслушивал сбивчивые объяснения смешно картавящего заместителя директора. Сам царь и бог местной ячейки примчался через полчаса. Это оказался мокрый и испуганный толстый мужик, в котором я с трудом узнавал того надменного представителя питерской интеллигенции, которого видел
