— Ты превращаешься в параноика, — уголки губ Амона дрогнули в подобии улыбки. — Мертвецы беспокоят?
— Я родился в Дуате. Вырос там, и мертвецы окружали меня куда чаще, чем люди. Просто сейчас всё в мире расшатано, и границы иногда… сбоят. Или я просто не могу их удерживать — владыкой Дуата всегда был отец, я же просто проводник. Но мертвецы не хотят мне вредить.
— Гор говорил…
— Гор драматизирует.
Амон не спорил, но попросил рассказать, что еще произошло за то время, пока его не было. Анубис достал еще одну сигарету, но курить не стал. Он говорил и говорил о граффити, о клубе Сета, о богах, которые задержались в Лондоне.
— Может, спросить совета у Тиамат? — предложил Амон.
— У этой чокнутой су… чокнутой?
— Одна из самых древних богинь. Она смогла убить Кроноса.
— Поэтому я ей не доверяю. И никто. Ты забыл, что она хотела забрать тебя? Я так и не понял зачем. Рассказывать ей сказки?
— Может, не хочет уснуть, хочет понять современный мир…
— А может, ты просто неотразим, и она повелась. Но лучше не проверять. С Гекатой проблем хватает.
Амон не был согласен, но решил, что сейчас не лучший момент, чтобы думать о древних богах. Рядом Анубис замолчал и, нахмурившись, потёр ладонью лоб.
— Голова болит, — пояснил он. — Ходил вчера на изнанку Дуата. Ты знаешь, это место — не мир мертвецов. Он глубже… и не предназначен для богов. Даже для меня.
— Зачем полез?
— Там можно многое найти. Ответы. Вдруг поможет понять Гекату. Или спасти Гора.
Анубис прикрыл глаза, прислонившись затылком к спинке дивана. Может, про других богов на изнанке ничего и не найдется, но отец у Гора тот же, что у Анубиса. Гор тоже наполовину принадлежит Дуату.
Амон высвободил правую руку из пледа, протянул ладонь к окну, рассматривая, как тусклый осенний свет окутывает руку. Пошевелил пальцами, словно впитывая, наматывая.
Тела богов отличаются от человеческих, так что у них собственная медицина — с точки зрения Амона, очень несовершенная. Его собственный свет тоже способен усмирять боль. По крайней мере, для богов собственного пантеона.
Осторожно, будто боясь задеть не те струны и нити, Амон вызвал солнечную силу внутри себя. Она никуда не исчезла, просто затаилась внутри.
— Я не чувствовал, что тебе угрожает опасность, — сказал Анубис, не открывая глаз.
— Она и не угрожала. Меня просто лишили солнца.
Он позволил силе окутать себя. Нагретая мирра и ласковый, медовый свет. Анубис рядом пошевелился, но ничего не сказал. А солнце и тепло продолжали заполнять комнату. Неровно колеблясь, как будто неуверенно, но Амон ощущал, как лучи текут сквозь тучи и сквозь него.
— С возвращением, Амон, — негромко сказал Анубис.
— Ага.
Он еще поиграл силой, ощущая, что плед становится ненужным — внутри снова разгоралось собственное тепло. Которое никуда и не исчезало. Расплавленное золото и смола с нотками шерсти.
— Я не помню, как вырвался оттуда, — негромко сказал Амон, поворачивая руку, позволяя свету окутывать ее. — Может, мне позволили уйти.
Ответить Анубис не успел. Где-то за их спинами хлопнула входная дверь, раздался женский визг:
— Амон!
Он встрепенулся и, оставив плед на полу, поднялся, обошел диван, чтобы встретить Эбби.
Она была в его горчичном свитере, который явно казался великоват. Светлые волосы на кончиках выкрашены в розовый, на лице выражение радости. Сейчас она походила на обычную девушку, а не на древнего монстра, который спал тысячи лет и теперь хочет вовсе не убивать, а узнать этот мир.
Только линзы вставлять не стала, так что были видны ее настоящие глаза — с вертикальным зрачком, как у змеи.
Взвизгнув, древний монстр Апоп, которая предпочитала, чтобы ее называли Эбби, кинулась на шею Амону.
Когда-то считалось, что ее естественным стремлением станет желание убить его — но они оба пошли против правил и ничуть об этом не жалели.
Только когда руки Эбби коснулись шеи Амона, он зашипел от боли, а она отпрянула. Он поморщился и потер то место, где теперь наверняка останется ожог.
Иногда такое случалось, хотя они оба понятия не имели, от чего зависит и порой даже забывали, теряли бдительность… а потом торжествовали древние законы, и тело змея Апоп обжигало солнце Амона.
В Лондоне множество ночных клубов.
Открывая свой, Сет никогда не думал, что тот станет особенно известным — просто один из многих. Его это вполне устраивало, он любил бизнес, любил, когда тот шел в гору.
Раньше Сет предпочитал войны. Когда ты видишь лицо противника, крепко сжимаешь оружие этой эпохи и позволяешь энергии выплеснуться. Позже он понял, что бизнес предполагает наличие всё тех же качеств.
Сет был воином и оставался им. Но меч или автомат он сменил на деловой костюм, а грязь на лице — на вежливую улыбку. Росчерком простой шариковой ручки ворочались капиталы и предопределялось куда больше, чем оружием. А решительности и целеустремленности требовалось столько же.
Сет до сих пор не знал, радоваться ему или печалиться, что после Кроноса город наводнили боги разных пантеонов — и пить они предпочитали именно у Сета. Вообще-то его вполне устраивали предсказуемые и понятные люди. Но боги тратили те же деньги, так почему бы и нет?
Офисы располагались в здании наверху, а сам клуб рядом, за парочкой неприметных дверей и яркой неоновой вывеской.
Сейчас, правда, в разгар дня, она оставалась потухшей, к трубкам приклеились мокрые листья. Они же цеплялись к ботинкам, а на пиджаке оставалась морось.
К осени Сет привык давно.
Сейчас он прошел узкими коридорами служебных помещений, чтобы оказаться в комнате с диванами и столиком. Не так давно Нефтида притащила сюда декоративный фонтан, заявив, что шум воды успокаивает.
Сейчас гость Сета стоял как раз около него и мыл руки под струями с декоративной мельницы.
— Не трогай фонтан, — беззлобно сказал Сет и уселся в одно из мягких кресел. — Лучше скажи, зачем богине теней понадобилась сила солнца?
— О, какой интересный разговор.
Закончив с фонтаном, невысокий светловолосый мужчина повернулся и плюхнулся в другое кресло. Потянулся к столику и налил себе в стакан густую темную жидкость.
— Не рано начинать пить? — поинтересовался Сет.
— Это морс на каких-то северных ягодах. Попробуй.
— Надеясь, что ты не сыпанул туда что-то галлюциногенное?
Локи изобразил на лице величайшее оскорбление и выпил сразу половину стакана. Откинулся на кресле и закинул ногу на ногу. В ухе у него поблескивала серьга в виде молота.
— С чего ты решил сразу по делу говорить? — поинтересовался Локи. — Я думал, ты зовешь на дружескую
