С тех пор Амон не боялся стать равнодушным.
После душа он хорошенько вытерся полотенцем и обернул его вокруг бедер. Вышел на кухню, решив, что ему просто необходимо немного кофе. Но едва хотел пойти в комнату с чашкой в руках, застыл, во все глаза уставившись на гостью в дверях.
— Апоп?
Она поморщилась, не снимая темных очков:
— Эбби.
— Хорошо. Эбби. Как ты здесь оказалась?
В голове Амона успели пронестись сотни вариантов, начиная с того, что защита, которую поставил Сет на квартиру, никудышна, заканчивая тем, что девушку впустила, например, Персефона.
— Дверь не была закрыта.
— О, — Амон понял, что это он входил последним. Он не мог найти Анубиса и у него совершенно вылетело из головы, что в современном мире стоит проверять замки.
Следующей мыслью Амона была та, что он вообще-то стоит в одном полотенце.
— Будешь чай? Или кофе? Может, блинчики? — попытался сгладить неловкость Амон.
— Что за блинчики?
Указав на стул, Амон достал из холодильника тарелку, не утруждая себя микроволновкой, погрел блинчики щелчком пальцев и поставил их на стол.
— Гм, варенье закончилось, всё Анубис съел. Но попробуй так.
Амон сел за стол, думая, что тот мог быть и повыше — всё-таки мода ходить в одних повязках давно прошла, и ему совсем не хотелось показываться Эбби в таком виде. Он смотрел за ее реакцией на блинчики, почему-то это было важно. Отбросив волосы с розовыми кончиками назад, она попробовала, и ей явно понравилось.
— Сет тебя убьет, если увидит, — сказал Амон. Даже он не знал, насколько в прямом или переносном смысле. — Зачем ты пришла?
— Не могла понять твоих эмоций.
Она нахмурилась, как будто ей было сложно объяснить:
— Мы с тобой связаны, Амон. Мы как две части.
— У черного всегда есть белое, — кивнул Амон. — Всё в мире находится в равновесии. Если есть сила, значит, должно быть нечто, что ей противостоит. В нашем случае всё буквально.
Она свернула еще один блинчик в трубочку и откусила.
— Как так вышло, что ты ничего не знаешь о мире?
Эбби пожала плечами:
— Тебе лучше знать, Амон. Как усыпили чудовищ.
Амон знал. Не то чтобы был с согласен, но среди чудовищ до недавних пор спал… спала Апоп, которая хотела его убить, так что Амона всё устраивало. Он знал, что чудовища — это порождение первозданного хаоса, той эпохи, когда не было еще богов. Их сила иная, больше основывающаяся на физическом превосходстве, нежели на том, что можно назвать магией.
Они другие. И боги негласно предпочитали усыплять чудовищ. Потому что считалось слишком опасным оставлять их в мире.
Кто усыпил Апоп и многих других, Амон не знал, это было еще до него. Зато помнил, как появились Ёрмунганд, Фенрир и Хель. Последняя была ближе всего к богам, с такой же силой, как у них. Силу Фенрира мало кто видел, но говорили, он не только силен физически. А вот Ёрмунганда признали чудовищем, и сами скандинавы его усыпили.
Амон никогда особенно не задавался вопросом, почему боги сочли, что могут распоряжаться теми, кто всё-таки был довольно далек от монстров.
— Ты сказала, что не понимаешь моих эмоций. Ты их ощущаешь?
— Что-то вроде того, — кивнула Эбби. — Я учусь благодаря тебе.
Амон хмыкнул:
— Теперь понятно, почему ты не спешишь меня убивать.
— Не только.
— А что еще?
— Ты мне нравишься.
Она прожевала очередной блинчик, уставилась на последний, но потом перевела взгляд на Амона:
— Так что это?
Он не совсем понимал, что она имеет в виду, попытался прислушаться к собственным ощущениям. Амон не был склонен анализировать себя.
— Я беспокоюсь, — сказал он наконец. — Моему другу плохо, а я не знаю, как ему помочь.
— Зачем помогать? Это его проблемы.
— Нет, мы заботимся друг о друге. В этом весь смысл.
— Смысл чего?
— Существования.
Амон имел в виду не только Анубиса, а в принципе богов. Чуть не ляпнул, что этим они отличаются от чудовищ, но вовремя прикусил язык. Эбби нахмурилась, как будто что-то обдумывала. Пожала плечами и принялась за последний блинчик.
— Вкусные.
Амона уже занимала другая мысль. Если подсознательным стремлением Эбби будет его убийство, значит ли это, что в итоге они всё равно придут к тому, что должен остаться только один? И что теперь, любое прикосновение будет обжигать? Это вообще оказался очень странный опыт для Амона. Как бог солнца, он только слышал об ожогах, да благодаря Анубису имел хорошее представление, что это. Но сам даже не представлял, что можно обжечься.
С любопытством и не откладывая, Амон ткнул руку Эбби. Она нахмурилась, не очень понимая, но Амон уже уставился на свой палец. Нормальный, ничего не произошло.
— Значит, работает не всегда, — заявил Амон и, чтобы точно удостоверится, накрыл лежавшую руку Апоп ладонью.
Ничего не произошло. Никаких вспышек, ожогов или хоть каких-то неприятных ощущений. Кожа Эбби оказалась теплой, гораздо теплее, чем у обычных людей. Наверное, ее тело похоже на тело самого Амона, температура которого всегда была на градус выше, чем у других.
Руку отдернула Эбби. На ее ладони тоже не было видно повреждений, но лицо казалось испуганным.
— Не надо так делать! — прошептала она. Торопливо поднялась. — Я пойду.
Амон даже понять ничего не успел, а Эбби уже торопливо уходила из квартиры. По крайней мере, больше хоть никому на глаза не попалась, а то пришлось бы объяснять, почему кормишь блинчиками древнее чудовище. Хотя Амон не видел в Эбби ничего страшного. Она просто хотела узнать мир и не стремилась разрушать, уничтожать и сеять хаос.
Убрав пустую тарелку, Амон пошел к себе наконец-то переодеться. Высушил волосы, чуть используя силу солнца, натянул расшитые принтами и золотом джинсы, футболку с надписью «Я ♥ Египет». Помедлил, но всё-таки пошел к Анубису. Даже для вида постучал, хотя комната не была закрыта.
Большая кровать стояла под окном, сейчас темным, по обе стороны от нее высились длинные флюоресцентные лампы, похожие на так любимый Амоном неон. На постели между ними свернулся Анубис, поверх одеяла, и Амон уже начал тихонько уходить, когда Анубис шевельнулся и сел:
— Я не сплю.
Прикрыв дверь, Амон подошел ближе и уселся на постель.
— Ты всё варенье съел, — как можно более непринужденно начал Амон. — Можно было…
— Я надеюсь, ты передумаешь, — перебил его Анубис. — Не хочу нарушать твой… приказ. Но всем будет лучше, если я сдамся ацтекам. Правда, Амон.
Он всегда произносил имя немного странно, как будто не совсем
