Как будто он уходит под воду с привязанными к ногам камням — и мечется, захлебывается, не может понять даже, в какой стороне мутная поверхность.
Анубис мог бы запаниковать, но у него всегда оставался ориентир. Маяк. В какую бы бездну ни утягивала его собственная сила, как бы он в ней ни терялся, у него всего оставался маяк, на который он шел без сомнений и колебаний.
Мать для этого не подходила — Нефтида сама по себе была слишком ускользающей, тайной, водой, которая везде находит дорогу. Она — тишина между ударами сердца, холодная ночь в пустыне, едва уловимый запах жасмина. Анубис любил ее, но ни за что из этого не мог уцепиться.
Сет же всегда оставался земным, настоящим и… ощущаемым. Даже когда каждую пору кожи Анубиса заполняла сила смерти и дорог, ведущих к мертвецам, он мог почувствовать Сета. Его спокойный песок, так сильно связанный с землей, что сам Сет становился чем-то очень основательным. Нагретые камни и жалящие скорпионы.
Анубис и сейчас уцепился за это, устремился к маяку. Вынырнул из собственной вязкой силы.
И задрожал от холода, обхватывая себя руками. Отплевываясь от воды. Она стала таким реальным продолжением ощущений, что в первый момент Анубис не мог сообразить, где он, и что происходит. Потом понял, что сидит в ванне, прямо в одежде, и Сет щедро поливает его ледяной водой.
— Проснулся? — хмуро спросил Сет. — Сколько таблеток выпил?
— Одну. Может, две… или три…
— Займись арифметикой на досуге. У тебя с ней проблемы.
Анубис осторожно покосился на Сета, боясь увидеть на его лице раздражение, но Сет казался спокойным. Он вообще никогда не смотрел на Анубиса с неодобрением.
— Извини, я не специально, — пробормотал Анубис.
— Знаю. Не мог уснуть?
Анубис кивнул. Спросил:
— Который час?
— Ночь еще.
Он никогда не спрашивал у Сета, насколько тот может его ощущать. Но всегда знал, если Анубису нужна помощь, даже когда не было какого-то видимого врага, как сейчас.
Не хотелось думать, что бы могло произойти, если он не проснулся: в крайнем случае, умерло физическое тело, не страшно, вернулся бы. Но сейчас хотелось такого избежать.
— Почему я всегда доставляю столько проблем…
Обхватив колени, Анубис мелко дрожал, и Сет выключил воду. Кинул полотенце.
— Не говори херни.
Анубис промолчал. Он знал, что Сет начинает ругаться, когда его действительно что-то задевает. Вытер волосы.
— Неужели ты не понимаешь? — Сет казался искренне удивленным. — Ты — один из самых сильных богов. Просто тебе сложно направлять эту силу.
Он помнил, как познакомился с Сетом. Тогда Анубис почти не бывал в мире людей, а собственную стихийную силу оказывалось всё сложнее контролировать. Ему почти каждую ночь снились кошмары — о том, что он случайно выжигает весь Дуат.
В свойственной ему манере Осирис сообщил, что Анубис отправится к матери — и к Сету. О последнем Анубис знал только то, что он муж Нефтиды. И брат Осириса, который хотел его убить — об этом, разумеется, судачили даже ушебти, так что историю Анубис знал хоть и однобоко, но хорошо.
Осирис никогда ничего не рассказывал о брате, а Нефтида сама приходила к сыну, поэтому чего ожидать, а главное, зачем, Анубис не понимал. Да и мир людей особо не знал.
— Он покажет, — и это было всё, что сказал тогда Осирис.
Анубис хорошо помнил прищуренный взгляд Сета и его слова:
— Ну, здравствуй, племянничек.
В первое время, разумеется, всё было плохо. Сет оказался вспыльчивым и нетерпимым, Анубис ничуть от него не отставал и всё делал назло. Он специально нарывался, чтобы его поскорее отправили обратно в Дуат, где всё было понятным и привычным.
Но потом Сет взял его в пустыню. Когда Анубис впервые увидел верблюдов, он искренне удивился и долгое время просто гладил их, зарываясь пальцами в курчавую шерсть, касался пальцами жестких губ и с трудом удержался, чтобы не потрогать длинные густые ресницы, защищавшие глаза животных.
Верблюды стали первым искренним и безграничным восторгом в жизни Анубиса.
— Ты что, раньше их не видел? — удивился Сет. — Они же по всему Кемету.
Тогда Анубис впервые не огрызнулся, а просто покачал головой. В Дуате верблюдов не было. Пустыни тоже — в ту поездку Анубис куда лучше понял Сета, возможно, тот не любил царство мертвецов только потому, что там не было неба.
Внутри Сета всегда была эта пустыня, спокойная, с завывающим ветром, песком и звездами. Но именно Сет после этой поездки показал притихшему Анубису, что мир людей сильно отличается от Дуата. Сет любил людей, а вслед за ним полюбил и Анубис. Оказалось, здесь действительно куда интереснее, чем среди мертвецов. И дальше Анубис был только рад каждый раз улизнуть от Осириса и Дуата.
Пустыни у Анубиса не было, а контролировать силу он научился, но не очень хорошо. И других богов никогда не ощущал — кроме собственного маяка.
Хель заперли в той же комнате, в которой до этого сидел Фенрир. Анубис понятия не имел, сделано это специально, с извращенным чувством мести, или просто единственная подходящая комната в клубе.
Продавленный диван она игнорировала, устроившись у стены, подтянув к себе колени. Джинсы на коленке были разорваны, и оставалось гадать, были ли они такими изначально.
Взяв стул, Анубис уселся на него верхом и положил голову на спинку.
— Как ты здесь?
— Лучше, чем могла бы, — уклончиво ответила Хель.
Она смотрела на стену, собственные колени, даже ножки стула, но только не на Анубиса. Он догадывался почему: Фенрир и Анубис никогда не были друзьями, но хорошими знакомыми — о да. Наверное, если бы не случилось целого вороха других вещей, казнь Фенрира трогала больше.
— Они не знают, что с тобой делать, — доверительно сообщил Анубис.
— Знаю, — фыркнула Хель. — Убить меня нельзя, что тогда будет с мертвецами. Отпустить тоже не могут. А мой пантеон, подозреваю, молчит, предлагая вам снова самим решать проблемы.
Долго они молчать не смогут. Анубис отлично знал, что Гадес наседает на Зевса: тот по каким-то причинам именно сейчас решил не торопиться наводить порядок и организовывать всех и вся. Хотя стоило бы. Сейчас в Лондоне были представители почти всех пантеонов, божественные чатики так и ломились от сообщений — хотя большинство спрашивало, какие бары самые приличные, а Шива уже всех достал, ежедневно отчитываясь о стрип-клубах.
Кроме скандинавов. Они не игнорировали, но отвечали лаконично, и Анубис видел, как хмурился Гадес, когда об этом заходила речь, как переговаривался о чем-то с Амоном, и тот неизменно
