— Слезь с меня, мальчишка! — прорычал Король и далеко не нежно оттолкнул от себя любвеобильного юнца. Трандуил резко поднялся с постели и направился к двери, замерев на пороге, обернулся и небрежно бросил через плечо:
— Он твой, но при одном условии, — наш достопочтенный гость не сядет в седло в ближайшие пару дней. Ты ведь об этом позаботишься, мальчик мой?
Последнее, что услышал Леголас перед тем, как захлопнулась тяжёлая деревянная дверь, это смех Короля.
Принц удивлённо вздёрнул бровь. Душа и мысли Короля Эльфов — тёмный омут. Тайна за семью печатями. Даже для него, хоть они и провели бок о бок три тысячи лет. Три тысячи лет и один год.
====== Глава 22. Порой охотник сам становится добычей ======
Время утекало, как песок сквозь пальцы, а Леголас даже не мог решить, какую из фантазий с Бардом в главной роли он хотел бы воплотить в жизнь, так много их было. Он даже не решался разбудить спящего человека. Тот был таким красивым и беззащитным во сне. Милым. На губах Барда порхала тень улыбки, сообщая всем вокруг, что её владельцу снился приятный сон.
«Неудивительно. После волшебной ночи, которую мы тебе подарили», — улыбнулся своим мыслям эльфийский принц, убирая выбившуюся чёрную прядку волос с лица мужчины, и не устоял перед соблазном прикоснуться к ним.
Леголас змейкой скользнул на пол, забрался под огромное ложе и вытащил на белый свет из недр своей сокровищницы загадочный ларец. Выбрав из многочисленных горячо любимых и трепетно оберегаемых цацок самую-самую, юный дракон вернулся в кровать и осторожно защёлкнул один из богато украшенных браслетов на правом запястье ничего не подозревавшего человека. Леголас поцеловал спящего красавца в губы, приласкал вялый член сквозь шёлк простыней, даже один разочек ткнул пальцем в рельефный живот — никакой реакции. Бард не шелохнулся, даже когда Леголас вязал его по рукам и ногам, и в какой-то момент принц засомневался, а не издох ли смертный, не выдержав ночных забав.
— Не умирай, наивный мотылёк. Я с тобой ещё не наигрался. Ведь ты ещё даже не в курсе, какое счастье тебе привалило. Пока, — Леголас облизал губы в предвкушении десерта, завороженно уставившись на беспомощную добычу, желая впиться в нежные губы жадным поцелуем, снова почувствовать их вкус. Принц помотал головой, прогоняя морок. — Терпение! Скоро ты станешь моим.
Леголас сел, скрестив ноги, меж разведённых бёдер крепко спящего Барда и зажмурился.
— Мы собрались поиграть.
Так кому же начинать?
Раз, два, три,
Начинаешь ты.
Но ничего не произошло. Бард не желал играть. Человек спал!..
Это вовсе не входило в планы Леголаса. Всё было совсем не так, как он себе нафантазировал. Бард должен был распахнуть глаза, как только он закончит все приготовления. Всё было готово, а смертный продолжал бродить в чертогах грёз!
— Бард? Ба-а-а-рдик?.. Доброе утро, милый, — Барду снилась ночь, полная греха и разврата. Он переживал эти захватывающие мгновения снова и снова, и уже не знал точно, пригрезилось ли ему это всё или случилось взаправду. Это никак не могло быть правдой. Слишком похоже на сон, чтобы быть правдой. Но мелодичный голосок, который звал его так нежно, казался вполне реальным. Впрочем, как и нежные прикосновения тонких дрожащих пальцев. Как и поцелуи, трепетные и невесомые, как крылья бабочки.
Леголас понятия не имел, что двигало им. Всё, чего он желал, так это затрахать человека до беспамятства, но отчего-то ему хотелось касаться его именно так: нежно, осторожно, ласково. Принц неспешно огладил крепкие бока и стальной живот, тщательно изучил манящую ложбинку меж крепких ягодиц и стройные бёдра, робко коснулся затвердивших сосков. Он и сам не заметил, как начал тереться о смертного всем телом, ластясь как кошка. Очнулся он уже верхом на Барде, который по-прежнему витал где-то между сном и явью. Леголас утратил всякое терпение, которое и без того ему было не свойственно.
— БАРД! — прорычал голодный зверь человеку прямо в ухо.
Бард испуганно дёрнулся, ошалело уставился на мираж, что восседал на нём, и недоумённо открыл рот, в который тут же вторгся наглый язычок.
— Ммм… Люблю начинать утро с десерта. А ты такой сладкий, — знакомый запах фиалок ударил в нос, прогоняя остатки сна.
— Леголас? Какого лешего?
Принц ответил ему широкой улыбкой от уха до уха. Неугомонное создание источало радость жизни, буквально сияло от счастья, не выдавая ни малейших признаков усталости. Сам же Бард был разбит, истощён, опустошён. Он повернул голову туда, где ожидал обнаружить Трандуила, но того уже и след простыл.
— Куда, скажи на милость, подевался твой отец?
Бард ожидал, что утро застанет его в постели с двумя эльфами, а никак не наедине с Леголасом, который, озорно ухмыляясь, облизывал его нагое тело голодным взглядом. Это обязано было навести его на определённые размышления, но Бард слишком устал и ещё не до конца проснулся, чтобы заподозрить неладное. Каждая мышца, каждое сухожилие, каждый сустав отзывались острой болью. Так хреново он не чувствовал себя уже давно. Со времён бурной молодости и рек крепкого эля, если уж начистоту.
Мужчина широко зевнул, устало прикрыл веки и откинулся на подушки, мечтая забыться целительным сном.
— Занимается тем, чем полагается заниматься Его Величеству, — и глазом не моргнув (ведь он понятия не имел, чем был занят его отец), солгал Леголас, зарывшись пальцами в волосатую грудь. В этом он не слишком-то отличался от своего родителя. Покрытый густой чёрной порослью торс человека пробуждал в Леголасе какое-то нездоровое любопытство. Он мог ласкать эту грудь часами. Такая мягкая, необычная, совершенно не похожая на лишённые всякой растительности тела эльфов.
И это был тот самый момент, когда Бард решил размять затёкшие мышцы, поняв, что не может пошевелить и пальцем.
— Твоя работа?! — Леголас молчал, покрывая его шею невесомыми, как пёрышки, поцелуями, прошёлся кончиком языка по выступу ключицы, сопровождая каждый свой поцелуй нежным прикосновением, пока мурашки удовольствия не пронеслись галопом, будоража измученное тело.
Бард пребывал в растерянности. Леголас сбросил маски, открыв своё истинное обличие. Обличие того, кто скрывался за маской милого, ранимого, покорного, кроткого и невинного юноши.
Хищник. Кровожадный, безжалостный и жестокий. Как и его отец.
— Тыковка, развяжи меня. Пошутил и довольно, — Барда уже начало всё это раздражать, и он с трудом скрывал негодование за занавесью шутки.
— Часы пробили двенадцать, и карета Золушки обернулась тыквой. Кажется, так говорится в сказке смертных. Отец читал мне её в детстве. Много, очень много вёсен тому назад. Забавно, не правда ли? Ночью всё кажется