Но я хочу этого - с ним. Я хочу смотреть на его движущиеся бедра, чувствовать его плотный жар на своей груди, слышать его стоны удовольствия.
И через мгновение Николас дает мне все, чего я хочу.
Он прижимает мою грудь к своему члену, сначала нежно, потом крепче, сильнее, будто едва держит себя в руках. Я открываю глаза, потому что мне нужно видеть - нужно навсегда сохранить эту картину в своем сознании. Это самый горячий, самый эротический образ. Его точеное тело движется быстрее, слегка сияя. Его пальцы впиваются в мою плоть, и тихое рычание вырывается из глубины его горла. Его глаза темно-зеленые, прикрытые длинными черными ресницами. Они широко распахиваются, когда мои руки накрывают его. Я не хочу, чтобы он сдерживался. Я хочу, чтобы он двигался, давил на меня. Взял меня. Взял всю меня.
Руками стискиваю груди ближе, крепче вокруг влажного члена, скользящего между ними. Он сжимает изголовье кровати, и она трясется, когда он использует ее для рычага, трахая мою грудь. Его челюсть сжата, а лоб пропитан потом - маленькие капли падают на мою ключицу, удивительно холодные по сравнению с его разгоряченной кожей.
Из его прекрасных губ вырывается поток воздуха. Воздух и звук моего имени. Умоляя, требуя.
- Оливия, чееерт… Оливия.
Я никогда не видела ничего более удивительного - более мощного - чем этот мужчина, двигающийся надо мной. Занимающийся со мной любовью таким порочным, волнующим способом - доставляя нам обоим больше удовольствия, чем я когда-либо знала. Изголовье кровати ударяется о стену раз, другой, затем спина Николаса выгибается, голова откидывается назад, и он рычит. Его сперма, теплая и густая, брызжет мне на грудь, стекает по шее, смешиваясь с моим собственным потом.
В тот момент, когда его прекрасный член перестает пульсировать, Николас растягивается на мне, накрывая мое тело своим, прижимая нас друг к другу, беря мое лицо в ладони и дико целуя. Он липкий, грязный и идеальный.
Позже той же ночью раздается стук в дверь, пробуждающий нас обоих от крепкого сна. Я не знаю, который час, но на улице все еще темно, дождь прекратился. Николас надевает халат и открывает дверь.
Логан стоит по другую сторону, его лицо искажено беспокойством.
- Простите, что беспокою вас, Ваша Светлость, но вы захотите это увидеть.
Он берет с тумбочки пульт от телевизора и включает новости. Я щурюсь от яркого света, и мне требуется несколько секунд, чтобы сосредоточиться, но когда я это делаю - святое дерьмо!
- Сукин сын, - ругается Николас, потому что тоже это видит.
Его брата, Генри, ведут в полицейский участок в наручниках, и надпись в нижней части экрана гласит:
ПРИНЦ ГЕНРИ И СВИТА АРЕСТОВАНЫ
ГЛАВА 14
Николас
Кузен Маркус - слабоумный... кузен Маркус - слабоумный...
Я заставляю эту мысль повторяться в моей голове. Как напоминание, что я не могу убить своего брата, когда увижу его. Вэсско нужен запасной план и независимо от его последних выходок, Генри все еще наш лучший вариант.
Что за гребаный провал.
Когда мы добираемся до полицейского участка, на часах уже почти три часа ночи. Оливия зевает рядом со мной, ее растрепанные волосы смотрятся красиво, она в толстовке и джинсовых шортах. К счастью, в участок есть черный вход, потому что у парадного уже толпа. Арест королевской особы - большая новость, особенно в Америке, где единственное, что нравится больше, чем создавать своих знаменитостей, - это низвергать их.
Я пожимаю руку дородному седовласому офицеру, который смотрит на меня с грубой симпатией.
- Следуйте за мной.
Он ведет нас по коридору, через две запертые на замок двери, которые открываются с жужжанием, затем в комнату со столом и молодым офицером, стоящим там. Дальше по коридору расположены камеры для содержания заключенных.
Я слышу отчетливый звук голоса моего брата. Он поет.
- Никто не знает, в какую беду я попал... никто не узнает до завтра.
Кузен Маркус - слабоумный... слабоумный... слабоумный... слабоумный.
А Луи Армстронг переворачивается в своем гробу.
Младший офицер дает мне несколько бланков на подпись.
- Остальные документы будут отправлены в посольство, - говорит он.
- Спасибо, - жестко говорю я ему.
А потом приводят Генри - он пьян, шатается на ногах, его волосы нуждаются в стрижке и расческе - и я борюсь между беспокойством и осуждением. Что, черт возьми, с ним не так?
Он смотрит на Оливию с глупой улыбкой.
- Олив. Ты все еще здесь - я так рад. Можешь помочь мне идти - у меня сейчас небольшие проблемы с управлением.
Затем он обнимает ее, почти заставляя ее колени подогнуться. Я оттаскиваю его от нее и бросаю Логану.
- Помоги ему идти. - Затем предупреждаю: - Веди себя прилично, или тебя выкатят на носилках, когда я с тобой закончу.
Он строит гримасу, передразнивая меня, как восьмилетний ребенок, и моя рука буквально дергается, чтобы его ударить. Потому что мы на публике - и пусть он не уважает свое положение в мире, я уважаю. Принцы выбивают друг из друга дерьмо наедине. Но я не могу удержаться от шипения.
- Кокаин, Генри? Вот почему ты такой удрученный, вот чем ты сейчас занимаешься?
Его нашли в машине, в которой он ехал - без охраны - с несколькими «друзьями», когда их остановили за опасную езду. Он встает с помощью Логана, и его мутные глаза поднимаются на меня.
- Нет, - усмехается он. - Я бы не стал к этому прикасаться - я под кайфом от жизни. - Он потирает лоб. - Это был Дэмиан Клаттербак. Я встретился с ним, когда он отдыхал в Вегасе, и он приехал в Нью-Йорк со мной. Я не знал, что он был при нем. Он... - его брови морщатся, когда он смотрит на Оливию. – Как там называют? Пиц... Пац?
- Тупица? - предлагает Оливия.
Генри щелкает пальцами.
- Точно. Дэмиан - тупица.
- Это ты тупица. - Я склоняюсь над ним. - Тебя депортируют.
- Ну что ж... тогда спасибо Господу за дипломатическую неприкосновенность. - Он пожимает плечами. - Я все равно собирался посетить Амстердам.
- О нет, братишка, - предупреждаю я его. - Ты едешь домой. Даже если мне придется связать тебя как свинью и упаковать в ящик, чтобы доставить туда, это единственное место, куда ты поедешь.
Он глубоко вздыхает, будто собирается объявить что-то важное, но все, что он говорит, это:
- Ты очень злой, Николас.
Я тру глаза и качаю головой.
- Заткнись, Генри.
А потом мы отправимся туда, откуда пришли.