Потому что мои глаза прикованы к глазам королевы - и если бы взгляды могли убивать, Генри только что получил бы повышение.
- Я отменяю пресс-конференцию, - говорю я ей.
Не моргая, она плавно поворачивается к гостю.
- Прошу, примите наши искренние извинения за вторжение, император Химура. Такой грубости нет оправдания.
Император кивает.
- У меня шестеро детей, Ваше Величество. Я понимаю все о вторжении. - На последнем слове он смотрит в мою сторону, и я рефлекторно опускаю подбородок и кланяюсь - в знак уважения.
Бабушка смотрит через мое плечо на дверь.
- Кристофер, проводи императора Химуру в Голубую гостиную. Я сейчас же присоединюсь к нему.
- Да, Ваше Величество.
Как только мы с бабушкой остаемся одни, ее безразличный фасад падает, как валун, катапультировавшийся через вражескую стену.
- Ты что, с ума сошел?
- Я отменяю пресс-конференцию.
- Ни в коем случае.
- Я еду в Нью-Йорк увидеться с Оливией. Я причинил ей ужасную боль.
- Об этом не может быть и речи, - шипит она, сверкая взглядом, острым, как лезвие ножа.
- Я делал все, что ты хотела! Стал таким, каким ты хотела меня видеть, и никогда ни о чем тебя не просил! Но я прошу тебя об этом. - Что-то ломается внутри меня, заставляя мой голос дрожать. - Я люблю ее. Это не может закончиться так.
Несколько мгновений она молча смотрит на меня, а когда заговаривает, ее голос звучит мягче, но все еще решительно.
- Именно так все и должно закончиться. Думаешь, я дура, Николас? Что я не знаю, о чем ты думал?
Я открываю рот, чтобы ответить, но она продолжает:
- Ты думал, что можешь отложить свадьбу на некоторое время, и, возможно, так бы и было. Но факт остается фактом, придет день, когда ты станешь мужем и отцом. Ты станешь королем. И кем же тогда будет Оливия?
- Моей, - рычу я. - Она будет моей.
Я вижу ее в своей голове - эти улыбающиеся, розовые губы, то, как ее глаза искрятся, когда она смотрит на меня. Когда она счастлива - когда я делал ее счастливой. Я думаю о том, как ее густые темные ресницы веером ложатся на ее идеальную кожу, когда она спит - мирно, потому что она спит в моих объятиях. Я помню ощущение ее мягкого прикосновения и чистое, чудесное удовлетворение, которое я чувствую, когда просто лежу рядом с ней.
- Слово «любовница» уже не имеет такого веса, как раньше, но все равно оно не очень приятно, Николас. И в этом мире больше нет никаких секретов. У тебя будет цель, которую нужно выполнить, судьба. Ты будешь обладать восхищением и преданностью страны. А Оливии... достанется презрение. Возможно, насмешка всего мира. Ты видел, как это происходит - снова и снова. Няни, которые связываются со своими женатыми работодателями-кинозвездами, молодые ассистентки, пойманные в ловушку влиятельными мужчинами. Мужчина никогда не бывает опозорен и раздавлен. Это всегда оказывается женщина - другая женщина - которую сжигают на костре.
И у меня нет ответа. Потому что я не задумывался так далеко. Будущее не имело значения - все, что имело значение, это обладать Оливией, удержать ее, иметь возможность целовать ее каждое утро, а каждую ночь говорить, показывать ей, как она мне дорога.
Брови моей бабушки сходятся вместе, будто она обижена.
- Неужели ты такой эгоист, мой мальчик? Это та жизнь, которую ты хочешь для нее?
Жизнь, которую я хочу для нее?
Я хочу положить весь мир к ногам Оливии.
Я хочу показать ей каждый его уголок, исследовать его, держа ее за руку. Я хочу достать для нее звезды - и Луну, и Рай - и все, что между ними.
И на мгновение я действительно подумал, что могу отдать их ей. Я верил, что есть способ.
Глупец.
Фрэнни назвала меня глупцом. Дважды проклятым идиотом. На этот раз я с ней согласен.
Когда я отвечаю, мой голос звучит глухо - опустошенно, пустая имитация моего собственного.
- Нет.
- Тогда отпусти ее. Если ты действительно любишь ее, пусть она ненавидит тебя. Так ей будет легче. - Она кладет свою руку на мою, сжимая с силой, которая все еще меня удивляет. - И тебе тоже.
Я тру глаза, внезапно почувствовав такую... усталость.
- Список у Кристофера. Я сократила количество до пяти. Посмотри его. Они замечательные женщины, Николас. Любая из них сделает тебя счастливым, если ты только им позволишь.
Я выхожу из ее кабинета, не говоря ни слова, чувствуя себя ошеломленным. Останавливаюсь перед столом Кристофера, и он протягивает мне список. Одна страница, пять имен, пять симпатичных улыбающихся личиков размером с большой палец. Мне всё равно. Все бессмысленно.
С трудом сглотнув, возвращаю его секретарю королевы.
- Выбери одно.
Он переводит взгляд с меня на страницу и обратно.
- Я?
- Да.
- Э-э... кого же мне выбрать, Ваша Светлость?
И я говорю самые правдивые слова, которые когда-либо говорил в своей жизни.
- Это не имеет значения.
ГЛАВА 25
Оливия
Месяцы, проведенные в Весско, пролетели в мгновение ока, по щелчку пальцев - так всегда движется время, когда ты счастлив. Но последние два дня хромали, ползли в бесконечных, скрежещущих зубами мучительных секундах. Я думала, что покинуть Весско - это самое трудное, что я когда-либо делала.
Но я ошибалась. Жить без Николаса намного труднее.
Я позвонила Элли из аэропорта, сказала ей, что возвращаюсь домой, попросила меня встретить, когда приземлюсь. Но когда я вышла из ворот, там была не она.
Там был мой отец.
Его глаза были ясными - трезвыми и серьезными. И понимающими.
Когда он добрался до меня, я уже плакала. Даже не пыталась сдерживаться.
Он говорил мне, что все будет хорошо; обещал, что со мной все будет в порядке. Сказал, что я сильная - как моя мама - и что я пройду через это. Он укачивал меня и держал так крепко.
Мой герой.
Но это была борьба. Мне приходилось бороться с желанием свернуться в клубок и заплакать, потому что все болело. Моя грудь сжималась под тяжестью сердца, голова пульсировала от сомнений - всего того, что я могла бы сделать иначе. Руки и ноги болели от желания броситься к нему, исправить положение, обнять его и никогда, никогда не отпускать. Желудок скручивало и тошнило. Так тошнило, что вчера на долю секунды я подумала о том, что, возможно, беременна - и эта мимолетная мысль принесла облегчение и радость. Это худшая причина, чтобы хотеть ребенка, но это будет означать, что у нас все еще есть связь. И у меня была бы причина вернуться, чтобы увидеть его снова.
Знаю, я говорю, как отчаявшаяся, жалкая женщина, но мне
