====== 1. Разрыв ======
Сегодняшний вечер должен был стать лучшим, самым лучшим и самым запоминающимся в жизни Элана, как он себе представлял ранее. Юноша целую неделю предвкушал его, прокручивал в голове, позабыв про учебу, ради которой готов был душу продать, да обо всем остальном тоже позабыл. А как иначе, когда тебе предстоит первая ночь с любимым человеком, от чьих поцелуев земля уходит из-под ног?
Пареньку однозначно повезло, ведь Гилиан настоящий красавчик, пусть и ехидный, пусть бедный и непонятно на что живет. Но его идеальное тело, будто выточенное искусным богом-скульптором, с любыми обносками хорошо и гармонично смотрится, но лучше, конечно же, оно смотрится совсем без одежды. И выбрал этот сердцеед вполне обычного худого непримечательного студента Элана из десятков возможных вариантов, хотя, скорее всего, предпочел в качестве довеска к более полезным и симпатичным покровителям, однако думать об этом не хотелось.
Определенно, вечер с обаятельной и красивой бестией должен был пройти шикарно, как обещало собственное опьяненное сердечко и десятки дешевых любовных книг, но…
От боли, терзавшей Элана изнутри, хотелось рыдать во весь голос, но он сдерживал всхлипы, вцепившись зубами в одеяло. О том, что будет так… мерзко, он даже не мог помыслить. В его представлении любимый человек просто не способен безжалостно и равнодушно насиловать, невзирая на хриплые стоны и дрожь партнера.
Гилиан, не обращая внимания на состояние паренька, с упоением драл его, словно дешевую уличную шлюху, вцепившись пальцами до синяков. Если бы несчастный попробовал вырваться — то он без труда пресек бы абсолютно любые попытки благодаря преимуществу в силе и весе, но тот и не пробовал… потому что любил своего палача безумно.
Впрочем, мучитель соизволил перед началом экзекуции позаботиться о девственном теле Элана, не упуская возможности в который раз шутливо назвать того девочкой. Может, за счет хрупкости, длинных рыжих волос, разметавшихся по измятой подушке, и миловидного личика, юнец и заслуживал подобные сравнения. Но из уст любимого они почему-то всегда звучали как насмешка или издевательство. Они унижали. Они вонзались в сердце, подобно осколкам стекла.
Гилиан жестко работал бедрами, вгоняя член на всю длину, не церемонясь и не жалея. В эротических рассказах, перепавших Элану случайно, данный процесс для принимающей стороны сулил одно блаженство, а на деле… На деле с каждым заходом жертву пронзала новая порция боли, словно раскаленный нож. Когда юноша решил предпринять попытку освободиться и отчаянно затрепыхался, как обезумевший воробушек, — Гилиан, не говоря ни слова, намотал его янтарные волосы на кулак и с силой вжал лицом в постель, продолжая жестокую игру.
❉❉❉
Элан молча смотрел в пустоту, поджав колени и прижимая к груди измятое одеяло, пока на его растрепанные спутанные пряди катились безмолвные слезинки.
— Не думал, что ты окажешься неповоротливым бревном, малыш. И хватит реветь… а то и правда похож на бабу, — бросил Гилиан, усмехнувшись и застегивая на взмокшей груди залатанную рубашку. Она прилипала к точеному торсу, слегка подчеркивая безупречный рельеф мышц, что, конечно же, его совершенно не портило, скорее наоборот.
Парень даже не оглянулся на жертву, будто произошедший кошмар для него абсолютно естественен и обычен, продолжая воевать с одеждой.
— Я не думал, что это… так… ужасно, — очень тихо произнес Элан, быстро утирая слезы, от которых почему-то сразу стало стыдно.
— А как, по-твоему, должно проходить? С фейерверками? Да и грех те жаловаться. Ты же петушок, а петушкам нравится, когда их ебут, разве нет?
Сквозь обиду, сквозь жалкие попытки оправдать обожаемого палача в данный момент пробилось огромное, яркое осознание одного простого факта — для Гилиана он всегда был жалким и никогда не был любимым. Любимым зверьком и то не смог стать. За каждой подколкой, ужимкой, уничижительными словечками, небрежно кинутыми в конце фраз, скрывалось эгоистичное и самовлюбленное чудовище, способное первую ночь своего партнера превратить в самый худший кошмар и не пожалеть об этом.
— Раньше ты никогда меня так… не называл, — голос Элана дрогнул, но вновь подступившие слезы он мужественно сдерживал, пусть каждое слово, каждая фраза возлюбленного отдавалась внутри нестерпимой обжигающей болью.
— Так раньше я тя раком и не ставил, — Гилиан развел руками. — Да не парься, херово только первый раз, а потом… — он повернулся к пареньку, намереваясь небрежно поцеловать того в щеку, но встретившись с ледяным взглядом, в котором мерцали искорки ненависти, замер.
— А «потом» не будет, Гилиан.
— Начина-а-ется, — протянул мучитель в ответ, театрально закатив глаза и вскинув ладони к обшарпанному потолку. — Я честно старался сделать те хорошо, а тут, блядь, претензии, будто я тя изнасиловал. Ну если все херово шло, че молчал, как селедка? Вякнул бы! Я что, по твоему мычанию угадывать должен, приятненько там твоей заднице, или нет? Раз не возмущался, знач, те заебись было. — Элан скинул с себя угол одеяла, демонстрируя огромные уродливые синяки вместе с высохшими потеками семени на дрожащих бедрах, и сразу же завернулся в него снова. На что его избранник сначала помолчал с полминуты, свирепея, затем продолжил, усмехнувшись: — Ну, дык, чем жестче ебешь петушка, тем ему слаще, разве нет?
— Знаешь, Гилиан, я бы разбил о тебя светильник, но не хочу вместо экзаменов ходить в городской суд… Поэтому просто убирайся.
— Ты не разобьешь об меня светильник, ведь ты не мужик, а трусливая бабенка с членом. Видать, по твоей смазливой мордашке раньше никто не прохаживался, — парировал бывший возлюбленный, набрасывая старый плащ. — Сам же на пузе и приползешь через пару деньков. Потому что никому, кроме меня, твоя задница не сдалась, если только какому-нибудь уродцу. А на дорогого ебаря те деньжат не хватит.
— Не приползу, Гилиан. И… раз ты вспомнил о деньгах, то верни долг.
В комнате повисла неловкая пауза, нарушаемая лишь шуршанием ткани и рассерженным сопением Гилиана, не рассчитывавшим столь скоро отдать две золотые монеты, которых у него, увы, нет. Да и обычного медяка за душой сейчас нет, и не предвидится.
— Считай, Малыш, эти деньжата — плата за моральный ущерб, — сердцеед презрительно хмыкнул в ответ, — ты же никакой в постели, да и смотреть, если честно, в тебе не на что. Ты, как баба, но без сисек и совсем тощая. Я вообще с тобой мутил исключительно из жалости.
Не дожидаясь ответа, парень открыл входную дверь и с силой захлопнул ее за спиной так, что на пол осыпалось немного штукатурки. Когда он уходил, то даже не оглянулся на бывшего уничтоженного возлюбленного, словно тот всего лишь сломанная игрушка, забытая в пыльном углу.
Элан остался в тихом болоте отчаяния сжимать в кулаке измятое одеяло и сглатывать слезы, предательски бежавшие по щекам. Он винил исключительно себя и себя же ненавидел за беспечность, доверчивость, за собственное несуразное худое
