— А ничё так… На подвал маньяка с щипцами и пилами не похоже, — усмехнулся Гилиан и бесстрашно перешагнул порожек, погружаясь в атмосферу охотничьего уюта.
Совершенно неожиданно Альберт с силой толкнул гостя, так, что он, не удержавшись, упал на колени. А когда вскочил на ноги через несколько секунд, матерясь на все лады, было уже поздно. Естественно, юноша метнулся к выходу и, разумеется, тот оказался заперт.
— Какого… черта, эй! — заверещал Гилиан, приложив дверь кулаком в очередной раз, сгоряча ободрав кожу. — Гнида, выпусти меня немедленно, иначе…
— Замолкни и слушай. У тебя только один вариант остаться живым — понравиться моему брату. В противном случае я тебя расчленю и скормлю черным падальщикам, которые живут в подвале, — донеслось снаружи, правда, очень тихо.
— Ты… ты, гребаный урод! Меня будут искать!!! Слышишь, будут… искать… и тебя посадят!!!
— Черные падальщики не оставляют от трупов даже волос. Поэтому поиски не дадут никаких результатов, Гилиан.
— Блядь, блядь, да я же и приперся сюда отсасывать твоему брату, на хуя тебе… — сорвался натурщик, а через мгновение остолбенел, побледнев, когда осознал. — Твой брат не человек. Полукровка, выродок гребаный, которого людям нельзя показывать?!
— Я рад, Гилиан, что ты способен сопоставлять факты. Теперь постарайся быть дружелюбным. Это в твоих же интересах.
— В моих интересах? В моих, сука, интересах? Ах, блядина тупоры…
За спиной пленника раздался легкий шорох, и тут же совершенно внезапно магический светильник, висевший под потолком и даривший еще хоть какую-то уверенность, погас, обрушив на юношу мрак и почти животную панику. Гилиан тотчас оглянулся через плечо, едва не скуля от ужаса, пронзавшего его трясущееся тело ледяными иглами, но уже ничего не мог увидеть в бесконечной тьме, окутавшей со всех сторон.
— Бляаааадь, — протянул парень. — Слушай, Альберт, ты же неплохой человек… выпусти меня… пожалуйста… А я все, что хочешь, для тебя сделаю. Т…тебе понравится, клянусь… пожалуйста! Пожалуйста, слышишь! Я умоляю тебя!
Гилиан вновь саданул по двери кулаками и зарыдал, надрывно и громко, медленно опускаясь на колени. Ни на его отчаянные вопли, ни на бессмысленные угрозы, ни даже на слезные мольбы ответа не последовало.
Натурщик остался один на один с безмолвной тьмой в полнейшей неизвестности. Ничего более ужасного и пугающего он в жизни не испытывал и был бы несказанно рад никогда не испытывать.
Едва уловимый шорох разорвал тишину в клочья, заставив парня окончательно затихнуть и прислушаться к приближающейся катастрофе.
Гилиан все пытался уловить тихие шаги, шуршание одежды, если, конечно, монстры из подсобки способны ее носить, пытался хоть как-то опознать приближение беды, чтобы… просто вжаться телом в дверь — что еще он мог предпринять, оставшись без оружия в полнейшей мгле?
Тишину теперь нарушал только бешеный стук сердца и неразборчивые молитвы, которые Гилиан читал тем богам, каких вспомнил, то и дело сбиваясь на ругательства в адрес Альберта, всех его родственников, да и себя самого.
Едва юноша ощутил чьё-то дыхание на щеке, он оцепенел окончательно, провалившись в бездну паники на пару секунду. Он еще надеялся, что это сквозняк или галлюцинация.
— Боги, спасите меня, — проскулил он, когда шершавый язык прошелся по его шее.
====== 8. Растерзанный ======
Элан даже не пытался сопротивляться чудовищу, которое всего за пару минут превратило уютную обстановку их общей комнаты в растерзанный хлам. Рейг остервенело бросался на мебель, каменные стены, словно хотел себя вырубить, но вместо этого в результате разломал все, что можно было, погубив безвозвратно и книги, и полки с ракушками, и шкафы с одеждой, и огромные мешки-подушки. Юноша во время этого безумия уворачивался от летящих щепок, черепков, от хвоста и мощных лап, уничтожавших с легкостью его новое жилье.
Живи исполин в каком-нибудь приличном месте, а не в нищем районе для нелюдей, то еще теплилась бы надежда, что на небывалый грохот и крики прибегут стражники, или хотя бы соседи, но он жил в обветшалом доме, затерявшемся в кварталах отчуждения, где ни до кого и никому нет дела.
Элан понимал, что помощь не придет, поэтому решил спасаться сам и ринулся к входной двери, выждав подходящий момент. Однако монстр с необычайной легкостью настиг его одним широким прыжком и отшвырнул через половину комнаты на пол, не сломав ему ничего лишь по счастливой случайности. Затем Рейг подхватил свою замершую добычу за щиколотку и потащил в спальню, где бросил на рваные клочья матрасов и одеял.
— Что бы ты ни… сделал, я прощаю тебя! — голос Элана дрожал, а по щекам безостановочно текли слезы. Злая шутка судьбы уже второй раз обрекала терпеть боль и унижения от близкого человека, только на этот раз их вряд ли получится пережить. — Я прощаю тебя… ты должен это вспомнить… потом… вспомни… Пожалуйста! — лепетал он, когда огромные лапы вжимали его хрупкое тело в обрывки ткани и пух.
Рейг расправился с хлипкой одежонкой одним взмахом руки и, удовлетворенно рыкнув, смачно прошелся языком по спине пойманного обездвиженного юноши, заставив того сразу же вздрогнуть. Раньше подобная ласка была самой лучшей, и всегда вслед за ней по коже пробегались ладони любимого, срывая тихий и счастливый стон, а сейчас… сейчас это не предвестие удовольствия, а предвестие дикой пытки.
Элан зажмурился и постарался расслабиться, хотя и знал, что это бессмысленно. Он неустанно шептал о прощении, даже когда чудище прижало его к разорванному одеялу сильнее и без того невнятные мольбы обернулись нечленораздельным мычанием.
Рейг не понимал человеческую речь в данную минуту, наоборот, похоже, она его неимоверно раздражала. От того добродушного увальня в фартуке и с тарелкой блинчиков в руках, каким он был еще утром, не осталось ничего, но Элан знал, точнее верил, что у отравы временный эффект. Что пройдет час, другой и монстр очнется, вспомнит, кто он. Вспомнит их нежные закаты и долгие купания в тесной остывшей ванне. Вспомнит их завтраки и неторопливые беседы перед сном, вспомнит их первую ночь. Мысли юноши метались, бились, разлетались осколками, вонзались в ужас и вязкое отчаяние, заполнившие его до основания. Но сквозь бедлам и хаос, словно маяк, пробивалась одна, самая яркая, за которую Элан и цеплялся, как мог, сопротивляясь страху, — выжить. Выжить любой ценой. Потому
