— Где болит? — Рейг встряхнул выпавшего из реальности юнца и, прежде чем тот пришел в себя и выбрался из грез, резко сорвал с его бедер полотенце. В комнате повисло тяжелое молчание.
— Выглядит жутко, но могло быть намного хуже, — пробормотал паренек, переминаясь и отводя взгляд.
Он порывался прикрыть свои многострадальные ноги ладошками, но разве это поможет, когда бедра изодраны, обляпаны черными синячищами, словно подвергались чудовищным пыткам?
— Это я сделал? — задушенно прошептал исполин, поднимая круглые от удивления и ужаса глаза с совершенно тонкими зрачками.
— Ты был не в себе, и…
Но Рейг не дослушал юношу, а подхватил его, будто легкую пушинку, и невзирая на тихие протесты, уложил на ложе из матрасов, немного приведенных в порядок, но все равно растерзанных до плачевного состояния. Затем метнулся на кухню, где на полке буфета хранились лекарства.
События развивались столь стремительно, что Элан моргнуть не успел, как над ним навис встревоженный монстр, прижимавший к груди несколько склянок с лечебными мазями.
— Рейг, ну… это ерунда, правда! Быстро заживет, я знаю…
Исполин, не говоря ни слова, резко крутанул крышку, кажется, сорвав резьбу, и зачерпнул приличную порцию мази, твердо намереваясь обработать каждый синяк, каждую царапину, малейшее повреждение… стереть их с белой и такой тонкой желанной кожи раз и навсегда.
Он начал с самого ужасного, что бросалось в глаза первым — с черно-багровых бедер, изодранных до крови. Он двигался плавно, но старательно втирая светло-зеленую субстанцию, наполнившую спальню ароматом горькой полыни.
Элан приготовился к жуткой жгучей боли и заранее сжался, но, к великому удивлению, почувствовал приятную прохладу, сменявшуюся легким пощипыванием, которое вскоре исчезало. Он прислушивался к своим ощущениям, постепенно расслабляясь все сильнее, пока полностью не доверился ласковым и родным рукам.
Парень лишь на миг возмутился, когда бедра раздвинули чуть шире, к чему он еще не совсем привык, даже вопреки целой неделе, в которой они с Рейгом вместе засыпали и просыпались, и вопреки зачарованному и влюбленному взгляду преданнейшего существа на свете. Точнее, юноша испытывал небольшой дискомфорт и страх… за свое худое и не самое прекрасное тело, когда ему приходилось лежать на спине раскрытым полностью.
— Похоже на прелюдию, — смущенно выдохнул Элан и попытался робко сдвинуть коленки.
Ладонь исполина замерла аккуратно на серьезнейшем повреждении, а сам он отвлекся на мгновение и поднял встревоженные, заполненные болью глаза:
— И правда похоже, — ответ прозвучал тускло, потом колени были возвращены в прежнее положение, а огромные лапы невесомо ускользнули прочь. — Я знаю, ты уйдешь. Любой бы ушел на твоем месте… Прошу об одном, подожди хотя бы день-два, пока вся эта херня не заживет… — в голосе Рейга звучали нотки отчаяния и безысходности. И страха. Страха перед неизбежным одиночеством, которое окутает собой, поглотит, уничтожит тоской и воспоминаниями о нежных ночах, коим не суждено повториться. Страха перед бездонным океаном вины, в котором неизбежно придется утонуть.
Его бросали не один десяток раз, бросали так часто, что внутри, казалось, уже ничего не должно болеть, когда очередной крылатик упархивал из его жизни, но сейчас…
В голове Рейга за несколько секунд всплыли все упоительные моменты прошлого с Эланом, которых, к сожалению, оказалось не очень много. Он вспомнил их поцелуи, их знакомство, нелепое и столь волшебное одновременно. Вспомнил, как смешно юноша поглощал его сырники, испачкав щеки в твороге… А затем он представил робкое: «Прости, нам нужно разойтись, ты сам все прекрасно понимаешь» и его сердце остановилось, умерло, рассыпалось прахом в пустоту, пусть на лице и не дрогнул ни один мускул.
— Рейг, — паренек накрыл ладошкой лапищу монстра и осторожно погладил ее. — Я прощаю тебя, понимаешь? Я не держу на тебя зла, потому что знаю… ты никогда… Никогда по своей воле не совершил бы ничего подобного! Да и… в невменяемом состоянии меня пощадил… Я знаю… и чувствую… Я… — разволновавшись, он снова путался в словах и говорил все тише, пока голос не превратился в неразборчивый шепот.
— Я люблю тебя! — неожиданно выкрикнул Элан. Эта простая и бесконечно сложная фраза прервала неловкое безмолвие, нависшее над их разгромленным жилищем.
====== 9. Доверие ======
Рейг застыл, буквально окаменел, совсем узкие зрачки тоже замерли, а глазки-бусинки расширились до предела. Он никак не мог поверить в услышанное, ведь после случившегося не в любви нужно изъясняться своему мучителю, а бежать от него куда подальше, дороги не разбирая, и проклинать всеми силами. А Элан вместо всего этого выдал самые желанные и самые заветные слова на свете.
— Я это понял тогда… когда испугался… за тебя испугался больше, чем за себя, — пояснил Элан, вновь начиная путаться. — Я испугался, что ты… когда очнешься, сделаешь что-нибудь… с собой, или будешь долго-долго страдать. Если это не любовь, то я не знаю, что это… Это чувство, оно… другое, не такое, как с Гилианом. И сразу его не заметить… К нему хотелось прикасаться… А тебя я хочу видеть в своей жизни, хотя и не считаю красивым.
Монстр внимательно вслушивался в каждое слово, а затем, когда юноша замолк, медленно приблизился к его лицу, чтобы поцеловать губы. Невесомо. Просто чтобы ощутить их вкус и еще раз убедиться, что он не грезит наяву.
— Прости меня, я не мог оста… — едва слышно начал Рейг, не открывая глаз и сгорая от едкого стыда, однако его бесцеремонно прервали.
— Нет!!! Не извиняйся, прошу! — Элан обхватил щеки исполина ладонями. — Я уже тебя простил и не хочу… я не хочу, чтобы ты терзался из-за каких-то царапин! Пойми… это всего лишь кожа, она быстро заживет!
— Может, ты и простил, а я себя — нет, пока не верну твое тело в прежнее состояние! — возразил Рейг со всей серьезностью, на какую был способен. — И пока не приготовлю для тебя двадцать праздничных обедов! Это не обсуждается!
— Двадцать? — переспросил паренек, рассмеявшись в конце, и привычно убрал янтарные пряди с лица, еще влажные после наспех принятой ванны. — Слишком много для одного тощего меня. Но от одного скромного я бы не отказался.
— А чего ж ты молчал, что голоден? — встрепенулся Рейг, радостно улыбнувшись.
— Ну, я… я подзабыл как-то, а сейчас, вот…
— Не знаю, что из жратвы осталось, но ужин у тебя точно будет! — клятвенно
