Да, на родине Веля нет сотен голодных и озлобленных детей, и даже не принято запирать двери, почти нет воровства, а убийства столь редки, что каждое обсуждается больше месяца. Хорошо, что есть места в этом проклятом мире, где люди радушны, доверчивы, как наивный юноша. Он сотню раз поворачивался затылком к брюнету, да еще будучи с ним наедине в закрытой комнате, и сотню раз мог схлопотать удар по голове, рухнуть на пол, чтобы затем очнуться нищим, а то и не очнуться вовсе.
Но пернатый, видя такую беспечность и вслушиваясь в восторженный щебет своего наивного знакомого, даже сам не зная почему, отмел подобные мысли. Хотя именно на это он рассчитывал вначале, когда соглашался на странную работенку. Что-то остановило птаха, а что именно он не понимал.
Вель еще и копуша. Он пока вещал про свою жизнь, учебу и фундаментальные планы — запутался в собственных пожитках и потерял кошель с деньгами. На что Шед только вздохнул и за пару минут разложил вещи и даже нашел кошелек, который сам же молча повесил на пояс горепутешественника. Это было странно, рассеянный юноша мгновенно заткнулся, оторопел, и захлопал удивленными глазенками.
— Я… Я же и сам могу.
— Вы, господин, его уже один раз потеряли, — Шед снисходительно улыбнулся, вглядываясь своими бесконечным таинственным взглядом в удивленную мордашку Велиана. В этот короткий миг, когда крылатому удалось почувствовать дыхание юноши своей кожей, поймать его тепло и оторопелый взор, он действительно пожалел о том, что утратил былую привлекательность. Если бы только его черные крылья не были столь облезлыми, жалкими, а губы сухими, потрескавшимися, если бы не синяки под глазами, если бы не шрамы на худом теле, то у него был бы неплохой шанс — вот прямо сейчас соблазнить этого мальчика, впитать его сладкие стоны. Наверное, да точно, этот растяпа кончит совсем быстро стесняясь, краснея, как и положено девственнику. Это было бы прекрасно, получить такое сладкое тельце и замучить его удовольствием, всего облизать и изучить каждый сантиметр его жаркой кожи.
Шед опустил голову, отстранился, пытаясь забыть свои похотливые фантазии, от которых становилось лишь невыносимо больно, а затем поправил плащ Веля так, чтобы кошель не было видно.
— Господин, на улице много отребья, будьте осторожны, иначе в родные края вернетесь голодранцем, — напутствовал крылатый.
А вот сам растяпа стоял, как истукан и тому виной вовсе не его пошлые мысли, а глаза. Эти черные, глубокие глаза, которые есть лишь у лерментисов. Они, будто отражали ясное звездное небо и любой мог утонуть в их загадочной и чарующей тьме с мерцающими искорками. Велиан, как стремившийся к чудесам наивный ребенок, не мог не окунуться в бесконечный взгляд монстра и остаться к нему равнодушным.
— Ваши глаза! Кажется, они… чернее, чем у других лерментисов. Это срочно нужно записать, я же забуду! — вновь воодушевившийся малец уже почти расстегнул свою сумку, которую только-только собрали, чтобы зафиксировать этот интереснейший факт. Но Шед, покачав мысленно головой, мягко остановил его, поймав изящную ручонку и накрыв ее своей, довольно жесткой и уже далеко не нежной ладонью. Хотя, пальцы, пусть и потертые грязной работой, все еще сохранили немного бывшей привлекательности, крылатый быстро отдернул руку, будто обжегся и даже спрятал ее за спину. И да, черт возьми, нежная кожа этого мальчика ему еще вспомнится в эротических снах.
— Господин, давайте на новом месте, после хорошего отдыха и горячей ванны, Вы возьметесь за очерки. Обещаю, я не забуду про свои собственные глаза. Не отвлекайтесь перед дорогой. Хорошо?
Велиан слегка насупился, ведь его так и раздирали идеи изнутри, но, как это не печально, черный лерментис прав, а это значит, что нужно поскорее найти новое место, более тихое и дешевое.
Шед сдержал обещание и привел наивного путешественника в глубь жилых кварталов, куда не каждый гость Орена мог добраться без гида и где чуть ли не каждый столб пестрел объявлениями о свободных комнатах. Вот одну из них, да еще и с видом на небольшой садик они и сняли. Цену хозяйка дома не накрутила в несколько раз, хотя апартаменты оказались очень даже приличными. Комната, пусть и маленькая, но светлая, уютная и содержала все самое необходимое: большую кровать, диван, шкаф, стол, к которому Велиан прилип еще до того, как снял свои сапоги. Он с упоением принялся раскладывать черновики и книги, готовясь к своему шедевру. Да, он безнадежен. Но именно это в растяпе почему-то и нравилось чернокрылому.
Дорвавшийся до своего фундаментального труда, Вель засыпал вопросами нового друга, да почти что похоронил заживо под их весом. А Шед приветливо и спокойно отвечал на каждый, пристроившись рядом на стульчике так, чтобы света на его потрепанное тело падало поменьше. Но вот перед златокудрым юношей возникла просто непреодолимая преграда. Он отложил перо и оглянулся на птаха, его глазки горели, а на щечках проступил румянец, будто прямо сейчас он собирается спросить что-то совсем непристойное. Юноша снова перевел взгляд на недописанные страницы, а потом на Шеда и, даже, приоткрыл свой ротик, пытаясь озвучить просьбу, но скуксился, покраснев сильнее, и уткнулся взглядом в свою писанину. В комнате повисла неловкая смущенная пауза.
— Господин, Вы хотите, чтобы я разделся? — как ни в чем не бывало поинтересовался чернокрылый и, не дожидаясь ответа, шустро, как в армии, принялся раздеваться. Старую изгвазданную рубашку и самые обычные рабочие штаны он повесил на спинку стула, и сразу же повернулся к Велю, даже не думая прикрывать интимные части тела. Так и стоял, как статуя, только покоцанная жестокой жизнью, бледная и худая, у подножья которой, как могильные цветы, лежали опавшие растрепанные перья. И хоть Шед был жалким, сам себя считал жалким, но ни тени смущения на его лице не поселилось. Наоборот, парень слегка улыбался и впервые за долгое время убрал с лица черные локоны, открывая себя полностью своему любопытному исследователю.
А вот Велиан смутился за двоих и заалел сильнее макового цветка, отведя взгляд от еще крепких ног, покрытых шрамами, проступающих ребер и длинного члена, который точно чем-то отличался от человеческого, но засмущавшийся юнец этого толком не разглядел. А еще удивительно, что никаких волос, кроме черных, спутанных и сальных прядей на голове, у обнаженного парня видно не было. Абсолютно гладкий, не считая рубцов, и правда, как изваяние.
— Перьев у меня там нет, — Шед усмехнулся и сложил руки на груди, расправляя крылья так, чтобы можно было разглядеть всю их ущербность, — не поверите господин, сколько раз у меня это спрашивали.
Вель, втянув воздуха побольше, медленно
