Стараясь забыть все греховные мысли, юноша всецело сосредоточился на своей книге, но невозможно выводить строчки круглосуточно! Когда силы иссякают, а идеи испуганно разбегаются, когда перо практически падает на стол, то неумолимо возвращаются образ обнаженного лерментиса и его бесконечные, как ночное небо, глаза, а вместе с ним возвращался страх перед осуждением общества, стыд и смутное, пока неясное чувство, заполняющее теплом всю душу.
Велиан вновь засиделся допоздна, себя он совсем не жалел и чернокрылый уже хотел силком затащить его в кровать, но к счастью, паренек все же отложил рукопись, закрыл чернильницу и поплелся на встречу со своими снами, что становились все тревожней день ото дня.
Шед, как и раньше, проводил блондинчика молчаливым взглядом до постели и повернулся на бок, к спинке дивана, когда юнец принялся переодеваться. Велиан почему-то жутко боялся своего собственного тела и не хотел показываться обнаженным, будто он покрыт шрамами от ожогов до самых пят. Но чернокрылый-то знал, догадывался, во всяком случае, как его наниматель красив, пусть и худоват, как нежна его белая, покрытая родинками кожа, гладкая, невероятно нежная, как у ребенка. Просто никто не покрывал это тело поцелуями и не топил в ласке, шепча сладкие глупости на ушко.
— Спокойной ночи, господин, — весьма учтиво обратился лерментис, от чего Велиан вздрогнул, напяливая свою ночную рубашку.
— Спокойной, — печально отозвался Вель, без привычных радостных ноток в голосе. Его явно что-то беспокоило, и Шед никак не мог понять, что же именно.
— Ваша книга, она не получается?
— Нет, не в ней дело, просто… — юноша встрепенулся и оборвал фразу. Подумать только, он чуть было не высказал все напрямую! Ну, нельзя же быть таким идиотом, нельзя! А ведь еще исследователь природы называется. Велиан уронил голову, — Я просто устал. И все, — тяжело вздохнув, залез под одеяло и практически сразу провалился в беспокойный сон.
В свои лучшие годы лерментис мог снять любую усталость и избавить от самой черной депрессии, а теперь он, нахмурившись, лежал на старом диване, упираясь лбом в его спинку. Так хотелось исцеловать этого недотепу, залезть под его рубашку и почувствовать вкус дрожащего нетронутого тела, хотелось его всего, хотелось разогнать тревогу и любить, долго, жарко, до первых лучей солнца.
От подобных желаний Шед возбудился, и ему пришлось тихонько выползти из-под старого одеяла, чтобы решить свою маленькую проблему в ванной комнате, подальше от невинных глаз исследователя. Он бесшумно, босиком, направился к двери, ступая по мягкому ковру и собственным опавшим перьям, которые забыл убрать вчера, как внезапно, его сознание пронзила шальная мысль: «один поцелуй, всего один… он крепко спит и даже не почувствует! Он ничего не узнает». Юноша, сглотнул, представляя себе нежные губы своего нанимателя, и решился рискнуть.
Крылатый неслышно подошел к кровати, вдохнул запах Веля поглубже, наслаждаясь чуть уловимым ароматом цветочного мыла, и осторожно, чтобы не разбудить, наклонился, припал к желанным губам. Они и правда нежные, горячие, сладкие, как и представлялось. Такой ротик не часто перепадал Шеду, даже в лучшие-то его годы! Ну, кому в голову придет целовать шлюху, хотя, именно поцелуи ему как раз таки очень сильно нравились.
Изголодавшийся по страсти, по вкусу тела, чернокрыл слегка увлекся, забывшись и растворившись в своем желанном мальчике. А между тем Велиан уже проснулся и затих, боясь пошевелиться, он чувствовал сухие губы на своих и чужое тепло, от которого собственное сердце бешено колотилось. И просто не знал что со всем этим делать!
Когда птах опомнился, то было поздно — на него, сквозь ночные сумерки, смотрели ясные, но испуганные глазища нанимателя. Вот и все. Можно паковать свои скудные пожитки. Больше уже ничего не будет, а, самое страшное, что уже никогда в этой паскудной жизни не будет его наивного растяпы и придется, как другим постаревшим шлюшкам, доживать свой никчемный век где-нибудь на отшибе.
— Прежде чем Вы прогоните меня, господин, просто знайте, что Вы будете моим самым светлым воспоминанием за последние несколько лет и я…
Но теперь уже господин оборвал нашего героя, он ничего не говорил, лишь дотянулся до лица, на котором сияла приветливая улыбка, на этот раз, совершенно искренняя, и кончиками пальцев провел по сухим губам, словно изучая их, а потом быстро отдернул руку, опомнившись. Лерментис оторопел и моментально заткнулся. Его крылья вздрогнули и повисли, он честно не понимал, где истерика, где вопли и где отвращение, с которым Велиан должен был на него накинуться, где побои, в конце концов?
— Ты в этом разбираешься? — шепотом, — Я не знаю, что с этим делать.
— В чем именно, мой господин? — обескуражено и едва слышно спросил Шед, пытаясь понять, что же нужно этому созданию.
— Я… С тех пор, как увидел тебя без одежды… Не могу выкинуть из головы. Даже работа не помогает! Но это значит, что я… Что мне нравятся люди моего пола. Это конец, от меня отречется вся моя семья! Я… Я не смогу вернуться домой и я… Я, — если бы не полутьма, то раскрасневшиеся щечки Веля можно было разглядеть, но вот страх проступал отчетливо в его дрожащем голосе, просто бился в каждом слове. На опытную потасканную оренийскую сучку прямо сейчас смотрел испуганный мальчик, запутавшийся и беспомощный.
Когда-то давно Шед тоже был испуган, он тоже был невинен, мал и совершенно несведущ. Он помнит тот страх, разгрызающий душу, когда мир буквально сожрал его и ведь никто не обнял в тот момент, никто ему не помог. Никого не оказалось рядом и пришлось учиться выживать в кромешном аду. Поэтому сейчас Шед осторожно забрался под одеяло и так же осторожно заключил в объятия это недоразумение, которое задрожало поначалу, а потом затихло, замерло, оцепенело, даже не пытаясь отбиваться.
— Вель… Тебе приглянулось мое уродливое тело? Облезлое, в шрамах... Я, правда, понравился тебе, даже несмотря на крылья, которых почти уже нет? — Шед сам ошалел от такого поворота, его голос едва уловимо дрожал, а горло пересохло, но он изо всех сил пытался скрыть, спрятать свои чувства, только они все равно пробивались сквозь его маски.
— Ты на божество похож из древних мифов немного, и у тебя приятный голос! И… и крылья,
