— Я понимаю, что это очень… странно, но мне правда… для кни…
— Господин, вы заплатили мне за месяц вперед. И весь этот месяц я Ваш. Целиком. Если хотите, я могу вообще не одеваться, — наш голый герой оборвал запинающиеся мучения одной короткой фразой и добродушно улыбнулся в конце. Исследователь так и замер, распахнув удивленные глазища. Он сейчас, даже не смотря на свой возраст, казался настоящим ошарашенным и очень милым ребенком, чистым, незапятнанным этим мерзким миром.
— Тогда… Тогда можно я дотронусь до ваших крыльев? — Восторженно поблескивая озорными глазками, поинтересовался Велиан, — Мне для научных целей! Не подумайте ничего такого.
Лерментис, усмехнувшись, шустро повернулся своей исполосованной спиной к мальцу и по привычке приготовился терпеть чужое любопытство. Вот только исследователь природы прикоснулся настолько осторожно и бережно к замученным, облезлым огрызкам, что наш герой еле успел подавить тихий блаженный стон. Его перышки так не перебирали ласковыми пальцами даже тогда, когда они переливались перламутром и не выглядели столь уродливо. Для этого горепутешественника он, потасканная уличная шлюха, был чем-то чудесным и волшебным, был чудом, на которое смотрели, затаив дыхание, как на прекрасную редкую бабочку. Его не терзали и не мяли, не обдирали смеха ради, а просто осторожно изучали, едва прикасаясь, да так, что по старым шрамам забегали сладкие мурашки. Шед весь растворился в ласке и точно замурчал бы, если умел, но, к сожалению, его сладостным мукам уже минут через пятнадцать пришел конец.
— Большое спасибо… и простите, что я Вас так долго заставил терпеть это. Наверное, это неприятно, чувствовать себя подопытным. Простите еще раз, — затараторил, раскрасневшийся Вель и рванул к своей книге вдохновленно описывать особенности оперения лерментисов.
— Ничего, я рад, что полезен Вам, господин, — тихо и таинственно проворковал чернокрылый, как в лучшие свои годы и повернулся лицом к столу, пытаясь спрятать свое блаженство, но куда там. Юноша бы сейчас половину жизни бы отдал, чтобы почувствовать эти пальцы вновь и не только на крыльях, вкусить неловкие и неопытные губы, горячие и нежные и услышать сбивчивое дыхание, чтобы коснуться… От нахлынувших желаний, он даже облизнулся своим остреньким темным язычком, прикрыв глаза.
— Стой! Замри! — Вель вскочил с места, обронив перо прямо на черновик, забыв, что все еще должен смущаться и краснеть, он в одну секунду оказался напротив птаха, который и так стоял совершенно спокойно, вообще не шевелился, — Покажи его снова!
Шед усмехнулся и высунул длинный, острый, темно-синий язычок на столько далеко, на сколько мог. Как оказалось, он намного длиннее человеческого, настоящее щупальце, которым, к слову, чернокрылый когда-то давно умело доставлял всевозможные удовольствия.
— Я так и знал!!! У обычных лерментисов бурые языки, и только у черных — темно-синие! Я знал! Это очередное отличие! — и уже позабыв о голом юноше, словно его тут и нет вовсе, наш исследователь бросился выводить строчки, что-то восклицая и бормоча про себя.
— Шед, я совсем забыл упомянуть твою профессию! — раздалось неожиданно сквозь шуршание страниц. — Шед?
Чернокрылый не отвечал, он смотрел в пол, перебирая взглядом темно-серые, растрепанные перышки, лежащие у его пыльных и сбитых ног, нахмурившись и решая возможно одну из самых сложных задач в своей жизни.
— Господин, — наконец, парень поднял свое приветливое лицо, — у меня нет профессии, работал я в разных местах и у разных людей. Но одно могу сказать точно — я всегда стремился выполнять свою работу добросовестно. Никто не жаловался.
— Ага, отлично, так и напишу — разнорабочий!
В каком-то смысле, лерментис действительно был «разнорабочим», так что это не совсем ложь. Всего лишь маленькая полуправда. Дело в том, что наш обнаженный герой обучен удовлетворять разных клиентов и по-разному. Он ловко меняет роли и абсолютно лишен хоть каких-либо зачатков стыда, краснеть, кажется, и вовсе не способен. Может поэтому, столь необычный и совершенно неиспорченный светлый растяпа привлекал его? Ведь среди извращенцев, развратников и уличной швали не попадалось подобных самородков. Или все-таки сказывается нехватка плотских утех в этом году, когда Шедом вообще никто не интересовался? В любом случае — это проблема, ведь наш крылатый герой совсем не в том положении, чтобы соблазнять невинных мальчиков из древнего рода.
Комментарий к 3. Запретные желанияМы плавно приближаемся к НЦе... Еще немного, еще чуть-чуть.
====== 4. Признания ======
Последующие несколько дней были действительно ужасными, ведь чернокрылого юношу просто засыпали градом самых разных вопросов. От совершенно глупых до настолько заумных, что их было сложно понять. Да Шеду в жизни не приходилось работать языком так долго! И это при том, что он прожженная Оренийская шлюха, которая в свое время могла обслужить хоть весь район. Но вот, наконец-то, Велиан насобирал материал для первой части и теперь только строчил, строчил и строчил, периодически складывая в аккуратную стопочку свою рукопись и раскидывая черновики по всей комнате. Да он даже поесть забывал. Растяпа. Чернокрылому приходилось чуть ли не силой скармливать обед увлеченному глупцу с ложечки.
За это время у нашего пернатого героя была не одна тысяча шансов обчистить наивного придурка, собрав вещи буквально за его спиной, и унестись в закат, но ни одним он так и не воспользовался. Его вечно что-то останавливало. Да, было действительно сложно, ведь приходилось как бы ненавязчиво и незаметно заботиться о забывчивом и неприспособленном для реальной жизни мальчике. И ладно бы только это, но, как назло, в изголодавшемся теле лерментиса загорелось настоящее желание, чему он был не очень-то и рад, ведь давненько ему не приходилось испытывать влечения, да еще и такого сильного.
Велиан, конечно же, не замечал жарких взоров, а ведь крылатый со своего дивана мог полночи поглощать глазами безмятежную мордашку своего нанимателя и его смешные золотые локоны, рассыпанные по подушке. Но на самом деле внутри исследователя уже бились странные сомнения, о которых и сказать-то некому, о которых и думать-то великий грех! Вот, например, — Шед кажется невероятно красивым, даже с учетом облезлых крыльев и худобы его стройное и гладкое тело будто создано для восхищения поэтов. А, ну да, шрамы… шрамы его совсем не портили, во всяком случае, Вель их даже не замечал. Нет, все-таки правы были родители, когда предлагали нашему горепутешевственнику жениться пораньше. Будь у него любимая, то сейчас таких ужасных проблем не возникло бы.
Почему уже в который раз всплывает совершенно нагой чернокрылый? Да еще и со своей добродушной улыбкой,
