— Все так серьезно?
— Надо обследовать. Он мне показался слегка не в себе.
— Саша, ты же его совсем не знаешь, может, это его обычное состояние.
— Паша, мания преследования не может быть обычным состоянием здорового человека. Ему кажется, что его травят. Можешь себе представить такое? И я не могу.
— Саша, может тебе лучше поговорить с его женой?
— И что я ей скажу, ваш муж, случайно, не того?
— Давай я приеду на машине и заберем его к нам.
— Он не поедет. Он не поедет до тех пор, пока не выяснит, что происходит в его реабилитационном центре.
— Что за центр?
— Паш, это долго рассказывать. Ему кажется, что в этом центре криминал.
— Убийство? — По голосу было слышно, что Стрельников напрягся.
— Нет.
— Тогда в чем конкретно криминал, он объяснил тебе?
— Да бред это все. Что там может случиться? Видела я такие центры. Ну, может, главврач списала стройматериалы, а завхоз продал налево — вот и весь криминал. Завтра встречусь с отцом и постараюсь уговорить его поехать к нам. Ты знаешь, о чем я подумала?
— О чем?
— Куда смотрит его жена? Ведь нездоровье отца налицо. Неужели она ничего не замечает?
— Я уже тебе говорил — может, он по жизни такой.
— Ладно, вызову такси и поеду на его старую квартиру.
Она подумала еще пару минут и опять взялась за телефон. Елизавета на звонок не ответила. И только после того, как сообщение с просьбой срочно перезвонить, полетело по непонятно каким радиоволнам, Саша собрала вещи и вызвала такси.
— Может, это старость? — Вера Васильевна отставила чашку и вопросительно посмотрела на сестру. — Себя со стороны не видно. А сегодня посмотрела на Ивана — не тот Иван. Осунулся, сдал.
— Ну, ты придумала! Какая старость! Это ты о себе? — с удивлением спросила Инна. — Или об Иване? Так ему и шестидесяти нет. Даже не пенсионер, рано его в старики записывать.
Инна Васильевна, маленькая, юркая, с короткой мальчишеской стрижкой, с критическим умозаключением сестры не согласилась.
— Старость, если на то пошло, не зависит от возраста. Старость — это состояние души. Состариться можно и в двадцать, — отпиралась Вера. — Ты мне как врач скажи: мозги вот так, набекрень, могут съехать в один день?
— В один день точно не могут, а вот… — дальше последовало обстоятельное объяснение.
— Слушай, а ты бы могла сама посмотреть Ивана? Может, ты права — это хроническая усталость, а я только накручиваю себя.
— Конечно, посмотрю. Надо только день выбрать, чтобы ни консультаций, ни лекций, ни студентов.
Такого дня в плотном графике Инны Васильевны, естественно, не нашлось.
— Как появится «окно», я сама тебе позвоню. Подъедешь с ним. Что его сейчас беспокоит?
— Его, может, и ничего. А вот меня беспокоит.
Вера Васильевна подумала, как правильно сформулировать причину своего беспокойства.
— Вот скажи, может нормальный человек взять и забыть о приеме в мэрии? Притом, заметь, за два часа до встречи?
Инна Васильевна, задумавшись, закурила прямо на кухне.
— Это Иван забыл?
— Да. Вспомнил, когда из мэрии сами позвонили. Секретарша наша вся в слезах, говорит, что специально утром звонила ему на мобильный, напоминала.
— Ой, Вера, эти секретарши, как лаборанты. Ты им сто раз расскажи, а они все равно чего-то не поймут, или забудут, или напутают. Порой думаешь, лучше бы ты забыл, чем так сделал.
— Нет, ничего Ира не напутала.
— И?
— Звонила она ему ровно за два часа до встречи. Она мне лично показывала исходящие звонки. Вот и скажи мне, что это такое — старость или болезнь?
— А когда ты заметила, ну… эти странности?
Вера Васильевна прикрыла глаза и задумалась. Ерунда какая-то…
— Это к делу, конечно, не относится. Ты же сама знаешь Ивана: сдержан, суховат, грубоват. А потом вдруг впал в какую-то эйфорию. Помнишь, я говорила, он открыл пару лет назад реабилитационный центр. Я особо не вникала. Для меня главное, чтобы дебет сошелся с кредитом. А в бухгалтерии у них полный порядок. Дохода, правда, от центра никакого, но у Ивана там семейная история. А потом вдруг все завертелось вокруг этого центра, с нашим-то профилем работы. Сама подумай: где очистительные системы и где медицина.
— Ну и что? Знаешь, как это называется? Благотворительность. У Ивана для этого достаточно ресурсов. Или я не права?
— Где-то год или больше назад меня Иван познакомил с одним предпринимателем, — Вера оставила вопрос сестры без ответа. — Какой-то бизнес у того был, связанный со сферой медицинских услуг: сиделки, медсестры, уход или лечение на дому. Но Иван решил поддержать ту компанию. Не финансово, конечно. Сдал в аренду часть своего центра.
Вера Васильевна силилась вспомнить название компании или ее владельца, но так и не вспомнила. В памяти всплыло только лицо молодого человека.
Когда она зашла в кабинет Савицкого, в нем уже стоял запах дорогих сигарет, коньяка и лимона. «Что-то новенькое», — удивленно отметила тогда Вера Васильевна.
Иван Андреевич принципиально никогда не курил. И чтобы вот так, средь бела дня, пить коньяк — Вера тоже не припоминала. Трезвенником Иван Андреевич, конечно, не был. Толк в хорошей выпивке знал, но чтобы пить в рабочее время, да еще в кабинете — такого за ним не водилось.
Посетитель, молодой мужчина, на вид лет тридцати, виновник беспорядка, сидел за гостевым столиком в одном из неудобных кресел, которые Вера Васильевна не любила. Сядешь в такое и ни спину тебе выпрямить, юбка норовит задраться, коленки чуть не до подбородка. Но модная жуть основательно прижилась в кабинете Савицкого.
Молодой человек, как ни странно, мастерски умостился в кресле, чем, собственно, и запомнился ей. Но эта уверенная, вальяжная поза и нарушенный порядок сразу насторожили Веру Васильевну. Было что-то скользкое, липкое и в белозубой улыбке, и в радушном веселом тоне. Фальшивость Вера Васильевна почувствовала сразу, как чувствует фальшивый доллар опытный кассир.
Мужчина быстро сориентировался, поняв, что коммерческий директор
