— Я пройду дальше, посмотрю, — нерешительно сказала Татьяна.
— Пойдемте вместе, — предложила Лера. — В том зале я тоже еще не была.
— Лера, ты иди. Мы там уже были, — наконец-то Лагунов вспомнил слова плохо выученной роли и придержал Таню за руку.
— Тогда отойдем на пару минут в сторонку, если девушка не против. Таня, вы отпустите Романа на минутку?
Она опять, молча, кивнула головой и пошла в соседний зал.
— Рома, смотрю, у тебя сплошные благотворительные акции! — рассмеялась Лера. — То бесплатные консультации, то бедные студентки. Ты спишь с ней?
— Лера, я должен перед тобой отчитываться?
— Конечно, нет. Не сердись. Мне действительно позвонила Ольга Эдуардовна. Откуда, ты думаешь, я узнала, где ты? Ей что-то показалось, что-то почудилось, короче, она попросила, чтобы я срочно поехала в этот музей. Я вообще подумала, что тебя здесь насилуют.
Лера говорила и улыбалась. Она слегка закусила губу, и улыбка от этого стала игривой и зовущей. Она протянула руку и смахнула невидимую пыль с лацкана его пиджака.
— Как видишь, все в рамках закона.
Лагунов не принял ее игры и говорил вполне серьезно, пытаясь побыстрее закончить весь этот спектакль.
— Но Ольгу Эдуардовну тоже можно понять. Какая мать добровольно отдаст единственного сына в лапки такой серенькой мышке.
— Лера, давай прекратим этот разговор.
— Рома, твоя девушка действительно — серенькая, — утвердительно сказала Лера. — Хотя мы выбираем то, что нам больше подходит. Возможно, в серости тоже есть своя прелесть. Правда? Кстати, букет девочке мог бы купить и подороже.
Лагунов не успел ей ответить. Лера неспешной походкой направилась к выходу. Дожив до тридцати семи лет, он так и не понял, почему красота, созданная для спасения несовершенного мира, часто сама его разрушает.
В зал вошла экскурсионная группа и остановилась прямо у двери, мешая ему пройти.
— …Традиция классиков Пиранези, Булле и Леду получила в XX веке мощное продолжение в утопиях футуристов и конструктивистов, а также в антиутопиях постмодернистов второй половины столетия, — напомнила слушателям экскурсовод. — Чтобы проследить, как развивается жанр в наши дни, мы с вами и обратимся к представителям различных творческих течений — от параметризма до неоклассики. Пройдемте в следующий зал.
Группа молодежи, скорее всего, студентов, не спеша направилась за экскурсоводом. Лагунов тоже двинулся вслед за ними, но в зале, где неоклассики предлагали переосмыслить грядущее, Татьяны уже не было. Догонять ее он не стал. «Так даже лучше, — подумал Лагунов. — И никаких объяснений не потребовалось. Все решилось само собой. Пусть думает, что у меня есть Лера».
Радости от простого решения он не ощутил, но проснувшийся в его душе адвокат поступок одобрил.
Ключ сделал два оборота, и дверь открылась. Саша на правах хозяйки переступила порог квартиры на Владимирской улице. Бросив сумку на пол, не снимая обувь — в пустой квартире каблуки стучали особенно гулко, — она обошла комнаты и зажгла свет.
Не верилось, что вот в этой квартире она начала узнавать мир. И в том мире были отец и мать, и даже бабка с дедом — их она совсем не помнила. Трудно представить, что в этой квартире жили, радовались, готовили, стирали, убирали. В полной тишине Саша устало опустилась на диван. Целлофан противно зашелестел. Надо срочно его собрать и выбросить.
— Как хорошо, что ты приехала. Только ты одна можешь ему помочь. У тебя все получится.
Саша повернула голову и удивленно отметила, как преобразилась гостиная: противно шуршащего целлофана нигде не было, и мебель стояла иначе. От этого квартира приобрела жилой вид. Напротив нее сидела пожилая женщина с красиво уложенными седыми волосами. Саша ее узнала — она приходила в ее сны.
— Кому нужна моя помощь? Чем я могу вам помочь? — Говорить Саше было трудно, словно рот забился ватой.
— Помощь нужна…
Телефон завибрировал рядом, целлофан непривычно зашелестел, и женщина мгновенно исчезла. Саша потянулась за телефоном.
— Что стряслось? С тобой все в порядке?
— Да.
— А с голосом что? Ты простыла? — обеспокоенно спросила Елизавета.
— Со мной все нормально, — попыталась успокоить подругу Саша. — Я только задержусь здесь на неделю, а ты напиши вместо меня заявление на отпуск за свой счет. Владимиру Ивановичу я завтра позвоню.
— Ты мне наконец-то можешь объяснить, что случилось?
Она принялась подробно рассказывать все события последних дней. На конце трубки повисло молчание.
— Я хочу отца пригласить к себе и проконсультировать. Здесь я никого не знаю. И еще одна проблема. У отца есть медицинский центр. Это отдельная история. И вот он встретил там подругу моей покойной бабушки, такую, знаешь, благообразную старушку. А та ему рассказала, что в коридоре смерть ходит и им всем дают специальные капли. Правда, она их выливает в раковину, чтобы не умереть, — Саша представила, с каким выражением лица ее слушает Елизавета.
— Правильно делает бабушка. Нечего пить всякую гадость.
— Мне тоже было бы смешно. Только отец никуда не поедет, пока не выяснит, что да как в том центре. Поэтому сама туда съезжу, посмотрю и развею все его страхи. И еще отец говорит, что его травят, — на одном дыхании выговорила Саша.
— Маниакальные синдромы часто и начинаются с мании преследования или причинения вреда, — серьезно, без тени улыбки, проговорила Елизавета.
— Только очень тебя прошу, не говори о моих планах насчет центра Стрельникову. А то он завтра будет здесь.
— Ладно, тебе виднее, — нехотя согласилась Елизавета. — И, если что, сразу звони — мы все приедем.
Она слонялась по квартире, не представляя, чем занять свободное время. Вначале она посидела на кухне, молча уставившись на кухонную плиту, потом начала методично, начиная с холла, снимать шуршащий целлофан. Как она ни старалась, квартира упорно не превращалась в жилую, хотя и не была такой музейной, как раньше. Не хватало чего-то важного, как лица у человека. Как узнать человека, если лицо закрыто?
Мебель не на своем месте! Она вдруг вспомнила, как выглядела квартира, когда с ней разговаривала женщина из ее снов.
Спустя некоторое время квартира приобрела
