— Понимаешь, — продолжала Вера Васильевна, — выгоды никакой. Вообще никакого интереса в этом деле. Наши очистительные системы и медицинские услуги — это все равно что… — Вера попыталась найти противоречивое сравнение. — Но Ивана как-то зацепило. Разговоры только о проектах Задонского, — наконец-то в памяти всплыла фамилия виновника нездоровья Савицкого. — Потом, правда, переключился на работу. Но, мне кажется… — Вера задумалась, сопоставляя факты. — Да, вот с того времени и начались какие-то у Ивана странности.
— Не волнуйся, может, хроническая усталость, да и только. Давно отдыхал?
— Каждый год летает на неделю. Да разве неделя — отдых. Дочь к нему приехала, — зачем-то вспомнила Вера. — Может, с ней немного отдохнет.
Допив чай, Вера распрощалась с сестрой и, немного успокоившись, поехала домой.
«Старею, — уже лежа в постели, подумала Вера Васильевна. — Раньше, чем позже ложилась, тем быстрее засыпала, а теперь уже полночь, а сна ни в одном глазу». Она осторожно, чтобы не разбудить мужа, выбралась из постели и тихонько, почти крадучись, пошла на кухню. За окном опять налетал порывами мокрый снег.
Лагунов ожидал Татьяну у входа в Музей Москвы, думая о том, что для последнего вечера можно было выбрать и другое место. О расставании с ней он мучительно думал все время с тех пор, как покинул ее квартиру, где его угощали пирогами и душевными разговорами. «Больше сюда ни ногой. Ни к чему это не приведет», — решил он тогда. Оживший страх плотно сжал ему горло, да так, что дышать стало больно. Как с ним жить или бороться, Лагунов не знал. Он только убедил себя, что расстаться с Таней в один миг, не простившись, совсем уж как-то не по-мужски, и пригласил ее на выставку визионерской архитектуры.
Он купил билеты и маленький букет цветов. Цветы были совсем незатейливые, название их он не запомнил. Молоденькая флорист пыталась ему втолковать символы цветочного языка. В символах он не разбирался, как не мог разобраться в себе, и, видя это непонимание, девушка начала подбирать цветы на свое усмотрение. Букет получился профессионально красивый, но излишне вычурный и помпезный. Лагунов от него отказался. В кармане брякнул телефон в тот момент, когда он рассчитывался за букет. Флорист, заметив, что покупатель слушает собеседника без особого воодушевления, понимающе ему улыбнулась.
Говорить матери о том, что он стоит в цветочном салоне, Лагунов не стал. И на вопрос, как Лера, ответил коротко, что, скорее всего, хорошо. У него тоже — все хорошо, и он бы говорил с ней дольше, но идет на выставку. Вот и весь разговор — короткий и ничего не значащий. А потом он издалека увидел Татьяну и забыл обо всем.
— Роман, как вы догадались взять билеты? — спросила Татьяна, перейдя в следующий зал. — Я хотела еще в прошлом году сходить на выставку, но не получилось. Вам нравится?
— Нравится. Только жаль, что эти проекты никогда не воплотятся в жизнь и навсегда останутся на бумаге. Я просто не люблю нереализованных проектов. А в остальном действительно впечатляет.
— А вы просто представьте, что в этих фантастических домах уже живут люди. Представьте, что эти утопические образы — такая же реальность, только на другой планете.
— Ну, если так… — согласился Лагунов и попытался проиграть внутри себя сценарий будущего. Из затеи ничего не получилось, и он стал просто смотреть на Татьяну. Худенькая, стройная, в джинсах и коротенькой куртке, она и сама была похожа на девушку с другой планеты.
— Наша архитектура — продукт ограничений. То нет материала, то технической возможности, да и где столько места найти для проекта, — Татьяна повернулась к Лагунову и продолжила свое объяснение: — А визионерская архитектура ограничивается только фантазией самого архитектора. Кстати, больше всего визионеров среди студентов.
— Ты имеешь в виду, двоечников?
— И не только, — улыбнулась Татьяна. — Роман Андреевич, вы представляете, сколько ежегодно подается на различные конкурсы проектов, а реализуется только один из них. Остальные так и остаются на бумаге. Чем вам не визионерская архитектура?
— Возможно, ты права.
Думать о двоечниках и высоком стиле в архитектуре он не хотел. Он хотел думать и быть наедине только с ней.
— Роман Андреевич, а как вы учились в институте?
Она собиралась учинить Лагунову настоящий допрос, чтобы узнать, что и как он делал, чтобы стать успешным, но, заметив, что к ним подходит женщина, замолчала.
— Добрый вечер. Смотрю — знакомое лицо, вернее, спина. Роман, я даже не подозревала, что ты интересуешься бумажной архитектурой. Оказывается, я еще много чего не знаю о тебе.
Женщина, обладательница ослепительной улыбки и безупречной фигуры, с наигранным удивлением смотрела на Лагунова.
— Ты как здесь?
— Роман, ты мне постоянно задаешь один и тот же вопрос. Познакомь лучше со своей девушкой. Я Лера.
— Таня. Только я не девушка Романа Андреевича, — опровержение Татьяна выдохнула на одном дыхании и опустила глаза.
— Я так и подумала. Мне, кстати, Ольга Эдуардовна сказала, что ты здесь скучаешь. Или не скучаешь?
Лера перевела взгляд с Татьяны на Лагунова. Разыгранный спектакль, как любое действие, требовал участия всей актерской труппы. Лагунов должен был, как один из героев, произнести реплику, пусть даже не по тексту. Но Лагунов молчал, словно забыл или не выучил роль.
— Вы уже все посмотрели? Таня, вам понравились работы?
Отвечать ей не хотелось. Леру ее ответ не интересовал, и она только кивнула головой.
— А мне особо ничего не понравилось. Может, я смотрю на все это под другим углом, поэтому и не замечаю ничего особенного. Мне вообще не нравится то, что не существует в реальной жизни.
Лера говорила намеками, и стоять вот так между двумя людьми, говорящими между собой на понятном только им языке, Татьяне было неприятно и почему-то обидно. Обидно не потому, что она не успела задать вопросы Лагунову, а потому, что у той женщины с Лагуновым было совместное прошлое. Оттого Лера и говорила с ним таким спокойным и уверенным тоном. И смотрела при этом на нее так, как смотрят
