– Лука, отведи эту собаку – да-да, это собака, что бы там ни говорили, за решётку.
– Постойте. – Хара округлила глаза. – Куда-куда?
– За решётку?! – пронзительно завизжал Тоббл.
– Не переживай, – сказал в ответ Ферруччи. – Ты получишь хорошее вознаграждение. Очень хорошее.
– Но зачем сажать Бикс в тюрьму? – не унималась Хара.
Тюрьма. От одного только этого слова в моих жилах стыла кровь.
Сама я никогда не видела тюрем, но из уроков Дэлинтора знала, для чего они существуют. Меня охватила паника, стало бросать то в жар, то в холод. Казалось, мне не хватает воздуха.
– Но я не сделала ничего плохого! – закричала я.
Ферруччи игнорировал наши слова.
– Лука, запомни: ты ничего этого не слышал.
– Да, Гарольд, – послушно ответил Лука. Он отворил вторую дверь в маленькой комнате, в дальнем углу. – Бикс, пойдём со мной.
– Я не понимаю, – в отчаянии молила Хара. – Прошу, Ферру, объясни, что происходит.
Старик похлопал её по руке.
– Доверься мне, дорогая. Я делаю как лучше. Это единственный способ сберечь Бикс.
– Бикс, – снова позвал Лука. – Пожалуйста, иди за мной.
– Я тоже пойду! – встрял Тоббл.
– Это невозможно, – ответил Ферруччи. – Ты останешься здесь. С Харой.
– Наберись терпения, Тоббл, – успокоила его Хара. Оценивая обстановку, она медленно выдохнула. – Бикс, у нас нет другого выхода, кроме как довериться Ферру.
Доверишься – и ты пропал.
Я смотрела то на Хару, то на Тоббла.
Может быть, я их вижу в последний раз?
Я обняла Тоббла.
– Будь сильным, – еле выговорила я дрожащим голосом.
– Нет, Бикс, – захныкал он.
Харе мне было нечего сказать.
Она еле заметно улыбнулась.
Ферруччи подозвал Луку и что-то шепнул ему на ухо. Какие-то слова я уловила, но, к сожалению, язык, на котором они были сказаны, я не знала. Возможно, это недаррский.
И, снова на четырёх лапах, я побрела за Лукой по сырому коридору. Позади нас от мрачных стен отражалось тихое эхо всхлипов Тоббла и голоса Хары, не перестающей задавать вопросы.
27
За решёткой
Потерянная, я плелась за Лукой вниз по внутренней винтовой лестнице, освещаемой настенными фонарями.
Я подумала, что любой даирн посмелее меня обязательно попытался бы удрать.
Но я не понимала, как это сделать: вокруг не было ни дверей, ни окон, ни коридоров. И никаких предметов, которыми можно отбиваться.
Да и был ли в этом смысл? Далеко ли я смогла бы убежать? Ведь я совсем не знала это место. Я вообще мало что знала о зданиях, построенных людьми.
Я попыталась представить себе эту громадную башню. Темница находится в самом низу, под землёй?
В одном месте Лука остановился и повернулся ко мне.
– Я бы сказал, что бояться не стоит и что ты в полной безопасности. Если мои знания о даирнах правдоподобны, ты бы сразу учуяла мою ложь.
Я ничего не ответила, хоть и была в бешенстве от его спокойствия и самоуверенности.
Он пошёл дальше, а я – за ним, по-прежнему на четырёх лапах.
– Тут, в Академии, я занимаюсь изучением так называемой остаточной фауны, – сказал он.
Я снова промолчала в ответ, но это его не остановило.
– Это новое понятие в «Лексике Оффичио», недаррском словаре, одобренном самим Мурдано, – закатывая глаза, пояснил он.
– В каждом новом выпуске появляются какие-то словечки. Например, ещё «Церемония Прощания» – похороны целого класса. – Он криво улыбнулся. – У людей хорошо получается придумывать названия своим ошибкам.
Мы остановились на небольшой лестничной площадке, затем продолжили путь по винтовой лестнице. Лестничный марш становился всё шире, как ракушка.
«Думай, – сказала я себе. – Ищи любую возможность, чтобы сбежать, – и вперёд».
Но в то же время я вспомнила слова папы: «Если поспешишь – не обязательно успеешь». Важно дождаться нужного момента.
Сейчас лучше вести себя как ни в чём не бывало.
Лука всё бубнил себе под нос:
– Остаточная фауна, – продолжал он, – это классы и виды, находящиеся под угрозой вымирания. Согласно доступным источникам, есть несколько уровней этой опасности – в зависимости от того, сколько экземпляров осталось и всё такое. Например, карлизианский тюлень. В прошлом считалось, что этот вид на Третьем уровне шкалы вымирания. А потом вдруг – раз, – Лука щёлкнул пальцами, – и они уже на Пятом, официально признаны вымершими.
Как это часто случалось, тут проявилось моё любопытство:
– А церемонии… Прощания… проводятся каждый раз, когда вид объявляется исчезнувшим?
– Небольшие. И, скорее, неофициальные. Не такие, как запланировано для даирнов.
– Какая честь, – с горечью ответила я.
– Даирны – один из правящих классов. И вымирания целого класса ещё никогда не случалось. – Лука посмеялся. – И судя по тому, что сейчас ты стоишь рядом, оно и не случилось.
Мы вышли в мрачную круглую комнату с каменными стенами и шестью железными дверьми по периметру. В нос ударил запах гнили и плесени, а за тремя огромными дверьми я услышала звуки: там кто-то сопел, бормотал и медленно передвигался.
– Господин надзиратель! – позвал Лука.
Из темноты появилось странное создание. Человек – по крайней мере, я так поняла, – но намного мускулистее, чем те люди, которых я раньше встречала. Широкий в плечах и груди, на толстых, слегка в шерсти ногах. Из одежды он носил лишь кожаную юбку, больше ничего – кроме тёмных рисунков на теле; я слышала от Хары, что они называются «татуировки», и у этого человека были набиты человеческие лица.
– Чего тебе, пацан? – спросил надзиратель. Голос выше, чем я ожидала услышать от такого страшного верзилы.
– Мой учитель, Гарольд Ферруччи, послал меня запереть эту собаку в темнице.
– Запереть в темнице собаку? – переспросил надзиратель. – Но разве собак можно упекать за решётку? Они должны бегать на свободе!
– Если вам дорога ваша жизнь, господин надзиратель, вы сейчас же закроете этого пса и будете держать язык за зубами.
Он послушно кивнул, перебирая тяжёлую связку ключей.
Лука прошёл за мной в камеру, где не было ни окон, ни света, а на полу лежала вонючая солома с копошащимися в ней насекомыми.
– Запри дверь, – приказал он стражнику. – Я тебя позову, когда буду уходить.
– Как скажешь.
Он с таким грохотом закрыл за собой обитую металлом дверь, что я вздрогнула.
Как только шаги надзирателя стихли, Лука наклонился ко мне и спросил:
– Помнишь, как Гарольд Ферруччи шепнул мне что-то перед тем, как мы с тобой ушли?
Я кивнула.
– Я слышала, но не разобрала слов. Я не понимаю недаррского, знаю только общий язык.
– Он умышленно на нём говорил, – ответил Лука. – Потому что не хотел, чтобы ты поняла.
– Но почему?
– Потому что, – ответил Лука, – он дал мне приказ, чтобы тебя убили. Убили и сожгли, чтобы от тебя не осталось и следа.
Убили. Сожгли. Слова причиняли мне нестерпимую боль, будто наносили раны.
В горле стоял ком, я с трудом сглотнула.
Я посмотрела Луке в глаза. Увидела ли я в них жалость? Я не была уверена, но одно знала точно: Лука говорит правду.
– Надзиратель тебе не причинит зла, – продолжил Лука, – если я ему не скажу.
– Не понимаю, – ответила я дрожащим голосом, который выдавал мои чувства, – что плохого я сделала?
– Плохого? Ничего. Проблема в
