Мы поднялись по лестнице на верхний этаж, а там по стремянке пролезли через люк на потолке. Люди легко взобрались по стремянке. Мне пришлось труднее, а Тобблу и Гэмблеру – и подавно. Хара посадила Тоббла себе на спину, а вот Гэмблер весил как все мы вместе взятые. К счастью, феливеты умеют приспосабливаться к любым условиям.
– Оставьте люк открытым, а лестницу поднимите наверх, – попросил он.
Он присел, сгруппировался, покачался из стороны в сторону, чтобы обрести равновесие, и подскочил вверх на высоту трёх метров, прямо в люк, а затем невозмутимо, как обычно ведут себя только феливеты, приземлился рядом с нами.
– Да ты просто красуешься, – ляпнул Тоббл и тут же в ужасе прикрыл рот лапой, ведь сейчас он посмеялся над одним из самых свирепых созданий в мире.
– Нисколько, – ответил Гэмблер таким мягким голосом, что практически проурчал. – Если бы я хотел покрасоваться, я бы сделал сальто в воздухе.
Хотя феливет поклялся всегда подчиняться, лишний раз злить эту кошечку не стоило.
Там, где мы расположились, было темно и пыльно, всё завалено стульями и столами, зеркалами, сундуками и деревянными ящиками.
– Они перетащили сюда всё это, пока ремонтируют нижний этаж, – объяснил Лука, снимая паутину с брюк.
– А рабочие не заметят нас, когда придут сюда? – засомневалась Хара.
– В день церемонии у всех выходной, – успокоил её Лука. – И мы даже сможем наблюдать за происходящим.
Он показал на ряд слуховых окон, выходивших на Площадь Истины.
– А тебе не светят неприятности из-за нас? – спросила я у Луки.
– Хм, – кивнул он. – Если всё откроется, Ферруччи передаст меня полиции, и меня бросят в тюрьму – или сразу убьют.
– Зачем ты так рискуешь? – недоумевал Тоббл.
Хара заговорила раньше Луки:
– Потому что, в отличие от Ферруччи, этого коварного старика-мошенника, Лука настоящий учёный.
И она говорила абсолютную правду. Конечно, исходя из своих знаний о нём. Однако меня не покидало чувство, что о Луке нам известно не всё, но я нечасто сталкивалась с ложью, тем более с человеческой, поэтому мне было сложно разобраться.
– Мы даём клятву, – сказал Лука. – Искать истину и только истину. А происходящее сейчас, – он махнул рукой в сторону площади, где скоро должна была начаться церемония похорон, – не что иное, как её уничтожение.
И снова он говорил правду, но меня, как и прежде, что-то смущало.
– Гэмблер считает, эти похороны будут первые из множества других, – сказала я. – Численность феливетов тоже сокращается из-за Мурдано.
– Даирны первые из правящих классов, кто пострадал, – ответил, кивая, Гэмблер. – Феливеты будут следующие, за ними…
– Не слишком ли плохо ты думаешь о людях? – перебил его Лука.
– Нет, – ответил ему Гэмблер. – Я просто много знаю.
Хара, Тоббл и я с тревогой посмотрели друг на друга. Я хотела продолжить этот разговор, задать тысячи вопросов, но меня внезапно накрыло волной усталости. Мы с Тобблом нашли пару мягких стульев с голубой обивкой и устроились на них.
Уже через мгновение мы крепко спали.
Проснулась я от шума – за окном на площади на мои похороны собралась огромная толпа.
30
Церемония начинается
– Перед началом этой торжественной церемонии, – громко объявил раптидон, – я должен кое-что сообщить.
Я стояла у окна и смотрела на зрелище, развернувшееся внизу. Для ребёнка, выросшего в глуши в окружении только членов семьи и немногочисленных сородичей, увидеть толпу из двадцати тысяч представителей разных классов, собравшихся в одном месте, было потрясением.
С краю, в тени громадного здания центральной библиотеки, возвели платформу. Библиотека походила на большое животное, на её бордюрах и барельефах были изображены Главные Учёные – люди, феливеты, раптидоны, натайты, терраманты и даирны. Нынешний Главный Учёный, как объяснил нам Лука, находился в этой должности уже двадцать лет. Каждый раз полномочия передавались представителям разных правящих классов. Однако за двести с лишним лет Главным Учёным никогда не выбирали даирна – из-за сильного уменьшения численности этого класса.
Ко мне присоединились Хара и Тоббл. Лука ушёл раздобыть еды. Гэмблер растянулся на полу, зевая и демонстрируя зубы.
– Каждый класс должен занимать отведённую его представителям территорию, – продолжал раптидон, – за исключением, конечно, прислуживающих классов.
Лохматая дряхлая птица, когтями вцепившаяся в красивый резной пьедестал, говорила с характерным для своего класса акцентом. У раптидонов свой язык и есть диалекты, но, когда они говорят на общем языке, у них проблемы со звуками «в», «б», «д», «ф», «м» и «т»: они их часто или пропускают, или вместо них произносят гласные.
Поэтому, только напрягаясь и прислушиваясь, я могла понять, что говорил оратор.
«Тележки с едой будут провозить в каждой секции» звучало как «Ележки с еой уу проози кажой секции».
Главный Учёный – им был натайт – уже сидел на сцене в кресле, похожем на трон, которое было наполовину опущено в бассейн, построенный специально для празднования. Рядом в этом же бассейне плавали два других натайта.
Натайты-зрители расположились вдоль канала полукруглой формы, наполненного сине-зелёной водой, который заходил на площадь с юго-востока, проходил через неё и покидал на северо-востоке. По всей территории вокруг канала прохаживались или вальяжно раскинулись на брусчатке феливеты. Там были сотни, если не тысячи, этих фантастически разнообразных по цвету кошек. Я видела бежевых с красными полосками, однотонных цвета полуночи, чёрных, бледно-оранжевых и коричневых с голубыми пятнами. Единицы имели абсолютно белый окрас с узкими полосками, словно голые деревья в снегу.
– Пожалуйста, ходите в туалет в положенных местах и не загрязняйте воду, – продолжал оратор. – Убедительная просьба к раптидонам не испражняться во время полёта над теми секциями, где расположились представители других классов.
Я засмеялась.
Так же, как и канал натайтов с восточной стороны площади, на западе её огибал полукруглый канал, но заполненный землёй. Мостовой уже не было видно – только земля, испещрённая десятком или даже больше террамантовых каналов.
Огромные насекомые сидели на земле, или же из ям торчали только их головы.
– Не так уж много жуков, – заметил Тоббл, – это хорошо.
– Что, не любишь террамантов? – поддразнила его я, пытаясь разрядить обстановку.
Раптидоны располагались в зоне, которая считалась секцией феливетов. Они большими стаями сидели на деревянных шестах, словно это был лес низкорослых деревьев, и некоторые из них позволяли себе взлетать или парить в небе, несмотря на требование соблюдать протокол и сидеть на своих местах.
В середине площади располагалась секция в виде песочных часов для людей: справа – между натайтами и феливетами, а слева – между террамантами и раптидонами. Люди стояли вплотную друг к другу, и их было значительно больше, чем представителей остальных четырёх классов.
– Церемония будет проходить следующим образом, – объявил оратор. –
