Стоило старкаду переместить вес с моего плеча, как я, закусив губу, использовал свое согнутое в три погибели тело как пружину и, резко выпрямившись, буквально перекинул высоко взвизгнувшего от неожиданности Вёрта через себя. В этот раз он успел сгруппироваться, но это не помогло, когда он снова бухнулся на спину. Лопатки. На. Ринге.
По залу пронесся шелестящий вздох. Все глаза были прикованы к раскинувшемуся на песке командиру наемников. Вёрт тяжело дышал. Видимо, он прикусил губу, когда я его бросил, потому что по подбородку, пачкая светлую бороду, стекала тонкая струйка крови.
Я с трудом поднялся. Может быть, Вёрт и проиграл этот раунд, но ему удалось полностью вывести из строя мою правую руку. И тут настали бы мне кранты, если бы я в свое время не научился в совершенстве владеть левой — из-за ранения, что едва не оставило меня одноруким, я около полугода не мог нормально использовать ведущую руку.
— Раунд! — хрипло воскликнула Рандгрид. Она больше не аплодировала. Казалось, действо поглотило ее, как и остальных наемников, что едва не выпадали на арену, с такой жадностью взирая за происходящим. Я перевел взгляд на Линн и встретился с ней глазами. Она резко втянула в себя воздух и сжала кулаки. Но не от злобы или гнева. Было в этом жесте что-то… Будто она беспокоилась за меня…
— Осторожно! — услышал я ее мысленный крик и автоматически бросился в сторону, ускользая из захвата Вёрта. Я повернулся к нему, и мы пошли по кругу. Наемник уже был уверен в своей победе. Он глянул на мою руку и жестоко ухмыльнулся. Он уступил мне два раунда, но ведь в этой игре счет шел не на очки. Победитель получает всё, как изволила заявить Рандгрид, а проигравший уже не ступит за пределы этой арены. Вёрт не спешил нападать. Мы кружили, не мигая глядя друг на друга, когда я, наконец, догадался, к чему всё идет. В этот самый момент старкад, не издав ни звука, бросился на меня, метя в травмированную руку. Он уже не заботился о правилах — так торопился перерезать мне глотку ножом, рядом с которым намеревался меня свалить. Он вытянул обе руки и пальцами впился мне в плечо. Я едва не взвыл — казалось, что руку в пламя сайбера окунули, — но не дал себя повалить. Я стоял устойчиво, хоть всё перед глазами побелело от боли, и лишь навязчивой тенью на периферии зрения маячил нож на песке. Поняв, что его тактика провалилась, Вёрт, уже не стесняясь, нарушил правила и ударил меня в опорное колено, тем самым подписав себе смертный приговор. В панике он не рассчитал инерцию движения и я, потеряв опору, рухнул в повороте, подминая его под себя. Вёрт задохнулся и потерял сознание, ударившись головой о каменный бортик арены. Я скатился с него и некоторое время просто дышал, понимая, что с победой бой не закончился, но пока старкад жив…
— Раунд! — Рандгрид вскочила с криком. В ее темных глазах плескалось безумие и жестокость. — Возьми нож, доверши начатое, рыцарь!
Я не обращал на нее внимания. Как и на старкадов, столпившихся надо мной. Вёрт пришел в себя и слабо застонал. Я с трудом поднялся рядом с ним на колени.
— Похоже, ты победил, — говорит хрипло, в глазах бессильная злоба загнанного зверя.
— Закон гостеприимства, помнишь?
Я наклонился над ним.
— Признай поражение, Вёрт. Я не стану убивать тебя им на потеху. Это всего лишь игра.
Секунду он смотрел на меня так, будто я заговорил на хаттском. А потом вдруг улыбнулся окровавленными губами:
— Я признаю поражение в этой игре, Дерек.
Стоящие над нами старкады только ахнули. Я внимательно взглянул ему в глаза. Что-то я упустил. Что-то важное. Но Вёрт лежал и не рыпался. Тихо застонал и прикрыл веки. Да крифф с ним! Он же тоже человек. Я тяжело поднялся. Развернулся и, покачиваясь, пошел через всю арену к тому месту, где оставил одежду. Ни на Рандгрид, застывшую у своего трона, ни на Вёрта, ни на Линн, которая почему-то напряженно смотрела куда-то в сторону входа, мне глядеть не хотелось. Рука висела плетью и болела адски, я изо всех сил старался не хромать. Хватит уже клоуном перед этими убожествами выступать!
Но не успел я закончить свою злобную мысль, как одновременно произошло несколько вещей. Мои инстинкты взвыли, заставив меня почему-то дернуться в сторону, Линн выкрикнула мое имя, когда летящий сзади нож пропахал глубокую борозду в моем правом бицепсе, заставив меня развернуться вокруг своей оси, чтобы увидеть Вёрта, оседающего на колени, и великанского сложения старкада со сложной прической из бессчетного количества косичек, шагающего к арене со стороны входа. Наемники расступались перед ним с благоговейной поспешностью. Великан подошел и, презрительно ткнув носком сапога труп Вёрта, выдернул из его черепа метательный топорик.
— Жалкая крыса только и годилась на то, чтобы жульничать, — пробасил он и, вытерев свое оружие о песок, поднял взгляд на меня. — Ты нужен на Величии, Дерек. Срочно.
А ты еще кто, крифф тебя дери, такой?! Я молча взирал на него, пытаясь абстрагироваться от боли в раненой руке, от крови, которая липкими потеками катилась вниз по пальцам и частыми каплями падала на белый песок, пытаясь собраться с мыслями. Откуда этот здоровяк знает мое имя, и при чем тут Величие? Пауза затягивалась. Капли красного чаще забарабанили по песку. Твою мать, похоже, задет крупный сосуд. Зажимать рану рукой — значит показывать слабость, поэтому я так и стоял, глазея на новоприбывшего и истекая кровью.
— Дерек! — это Линн.
Я повернулся к ней и успел поймать на лету какой-то черный предмет, что она мне бросила. Одна из ее обмоток-наручей, как оказалось. Я благодарно кивнул, глядя ей в глаза, и моментально приспособил стальную ленту под раной, обернув ее несколько раз вокруг руки. Кровотечение начало понемногу останавливаться. Ее выкрик разбил заклятие тишины, и старкады все разом загалдели так, что я собственные мысли едва слышал. Покончив с раной, я похромал к здоровяку — колено, по которому саданул Вёрт, уже отказывалось сгибаться, — чтобы выяснить, что он всем этим имел ввиду. Где-то на полпути я едва не подпрыгнул от жуткого грохота
