Коваль на самом деле присел, внушив тем самым ей тихий ужас. Мужчина смотрел на неё внимательно, не моргая. Эти глаза… Холодные, равнодушные. В них не было ни капли тепла. Одна лишь сталь. Острая, граничащая с бездной, за которой не было ничего, лишь пустота. Энергетика генерала медленно поглощала кислород вокруг пропитывая воздух едва ли не осязаемым металлом, делая его чрезмерно густым, тяжелым.
Их лица находились примерно на одном уровне, и Кате стало не по себе. Не надо на неё смотреть. Пронзать взглядом. Ни к чему.
Лучше бы ушел. Оставил её в покое.
Он давил на неё. Неимоверно. Первое — ростом, комплекцией. Второе — той самой сумасшедшей энергетикой, вызывающее легкое покалывание на коже. Катя была уверена, что не только она её ощущала. Недаром полицейские в этом отделении строятся перед генералом. Хотя он и под стражей…
Ну да. Под стражей. Без наручников и в её камере. А ещё по щелчку к нему доставляют женщин. Чтобы ночь скоротать.
И люди от него приходят. Подачки приносят.
Во рту образовалась горечь. Она и не проходила в принципе. Лишь притуплялась порой.
Слова генерала должны были её успокоить. Ей позвали врача.
Только отчего-то не успокаивалось совсем.
Если бы он убрал руку, стало бы легче.
Его рука с темными волосами и широким кожаным браслетом навсегда у неё будет ассоциироваться с сексом. С первым, не самым лучшим опытом. Потому что память запечатлела эту кисть у неё на теле.
— Когда почувствовала боль?
— Когда… пришла, — она не врала. Не говорила всей правды. — Через час где-то.
— Почему никому не сказала? Постучала бы.
Катя если и хотела цинично улыбнуться, у неё ничего не получилось.
Товарищ генерал, так она не вы, к ней никто не побежит по первому зову.
— Не знаю.
Он чуть прищурился. Коваль отлично понимал, что она не договаривает. Но в данный момент ей было плевать. Лишь бы перестал болеть низ живота — это единственное, что её беспокоило.
Даже Потапов с его непонятными претензиями отошёл на задний план. Катя подозревала, что зря. Капитан ещё объявится. Его сегодняшний приход даст повод для дополнительных размышлений, которыми она займется, когда ей полегчает. А она надеялась, что это случится вскоре. Первую медицинскую помощь ей же окажут в любом случае? Те же обезболивающие должны дать.
Рука Коваля делала едва ощутимые круговые движения. Вроде бы ничего крамольного, а у Кати ком в горле встал, слезы снова близко подкрались.
ЕЙ не нужна была его ласка. Или его сочувствие. Что он пытался выразить, она не знала. И не хотела знать. Для неё всё, что связано с ним, непререкаемое табу.
Она даже чуть сместила голову, чтобы не смотреть на Коваля. Не сейчас…
К сожалению, чувствовать его взгляд, что на ней едва не выжигал клеймо и тяжесть руки, она не перестала.
Катя своим ушам не поверила, когда в дверь коротко постучали.
В дверь СИЗО!
— Можно?
Дверь приоткрылась, и появилась голова незнакомого мужчины.
— Врач? — недобро уточнил Коваль, поднимаясь.
Катя не удержалась и посмотрела на генерала. Всё-таки какой же он большой. мощный. Неужели подобные типажи кому-то нравятся? У неё он ассоциировался с силой. Причем, не с той. что защищает. а с той, что ломает. Одни ручищи чего стояли.
— Да. Меня зовут Виктор Григорьевич Лазо, я…
— Осмотрите девушку.
— При вас?
— Да.
Катя встрепенулась и быстро посмотрела в сторону Коваля.
— Пожалуйста.
Уже одна мысль, что её будет осматривать врач-мужчина. оказалась неприятной.
Тут не до щепетильности, лишь бы помогли.
Но при Ковале'!.. Это слишком.
Наверное, в её взгляде застыло нечто такое, что заставило генерала нахмуриться и коротко кивнуть.
— Потом найдете меня.
С этими словами он развернулся и, также бесшумно передвигаясь. вышел.
* * *— У девушки двустороннее воспаление придатков.
Весело, ничего не скажешь.
— Лечение назначили?
— Да.
Лазо замялся.
— Медикаментов нет?
— Таких нет.
— Давайте сюда назначение.
Ковалю протянули лист. Он в свою очередь достал из кармана несколько стодолларовых купюр.
— Всего хорошего.
Лазо кивнул и взял купюры.
— И вам.
Врач вышел без шума, более не привлекая к себе внимания. Коваль посмотрел на название медикаментов. Не хило. Некоторые ему были знакомы. Сильные антибиотики. Капельницы. Значит, Воробушек простыла по полной.
Хреново.
Лечение займет не менее двух недель. Трогать её в этот период нельзя.
Да твою ж мать…
Руслан заскрежетал зубами. Обломался по полной. Девчонку ему было жалко.
Молодая, лечить её надо однозначно, ещё рожать будет. А что ему со своей похотью делать? Он хотел ЕЁ! Сегодня. Здесь. Хотел по полной, уже не сдерживаясь. Или сдерживаясь, но не как накануне.
Вспомнил, как она сидела на корточках перед ним, демонстрируя себя, и член напился кровью.
Красивая. Нереально.
И пока будет только его!
Ни одна мразь до неё не дотронется.
До её нежных складочек. До груди с дерзко торчащими сосками.
Коваля снова повело. Даже кожу на пальцах закололо от предвкушения. Погладить Воробушка, сжать соски, поиграть с ними, и вниз, к животику и светлым волосам…
Мляяяядь…
Складочки её снова хотел потрогать. И чтобы на этот раз влажные были.
Не то, чтобы Руслана принципиально волновало, кончает с ним девушка или нет.
Если постоянная партнерша, так она сама должна понимать, что и как происходит.
Шлюха — работает… Он не обижал любовниц, но и наизнанку не выворачивался, чтобы те непременно кончали. Многие имитировали. Он видел это. На что они рассчитывали? Всё ещё думают, что раз девочка под мужиком извивается, стонет, использует смазку и делает вид, что ей с ним нереально круто, он взлетит на небеса, сочтет себя мачо и сразу же сделается покладистым и предоставит пин-код к своей карте? А, может, и кольцо на безымянный палец наденет Бред. Да большинству мужиков насрать, что там испытывает женщина. Ему хорошо и ладно.
Все пытаются скатиться в любоффь и прочую бурду. Шарап вон любил свою жену, и что в итоге?
Хороший секс дорогого стоит Руслан с этим был согласен. И он всегда платил именно за хороший секс. За тот, что хотелось повторить.
Воробушек ничего не делала, не старалась. Она давала. В самом что ни на есть прямом смысле.
И это возбудило Коваля до невероятности. Он жаждал получить её вновь. Именно жаждал. Другого определения не было. Да и что ему пока делать? Заняться всё равно нечем.
Он посмотрел на листок бумаги.
Две недели.
Хорошо…
И кстати…
Тут взгляд Руслана Коваля потемнел.
А вот кое-что он и не учел.
* * *Вокруг Кати началась непонятная суета. Сначала вроде бы даже стало приятно, она снова себя почувствовала правовым человеком, к которому проявляют внимание и заботу. И лишь позже пришла мысль, что черным росчерком осталась в её сознании — это всё Коваль.
Не о ней заботились, ему угождали_.
Приходила медсестра, сделала ей укол, поставила капельницу. Потом появились ещё какие-то люди, установили в её камере хитрую систему регулировки влажности воздуха. И поесть так
