Следующий ураган не пришел, хотя я горячо желала его. Позднее он тоже не являлся. Дьяволам в багровом дворце я была не нужна; они считали меня паршивой овцой, которую необходимо исключить из института. Но Бог — а это я — определил иначе.
Однажды, неожиданно, примчался ко мне опять этот пес — ураган. Три камеры я проорала, однако уже в четвертой повторилось то же самое, но с большей силой, чем тогда в одиннадцатой. Меня снова спешно вышвырнули; стены дворца лопались…
Еще дважды я туда вернулась. Только формально. Чудовища умышленно подвергали меня вполне выносимым пыткам, не более мучительным, чем простые побои. И при этом у меня было ощущение, как когда вам снится, что вас бьют: скорее приятно, чем больно; каждый сон мазохистичен; мазохизм — главное, что есть во сне. Ад мне понравился. Теперь я почти жалею, что решила уничтожить его.
Последней наивысшей победы я до сих пор не добилась. Иначе меня бы больше в пекло не посылали. Но мое творение уже начато. Вечное Провидение Мое видимо, хочет, чтобы я их окончательно разрушила, превратила Инфернум в Элизиум; решающая битва меня еще ждет — Великое Решение Божье!
Но как вести решающую битву, если дьявольское войско бежит прочь, едва лишь заметив меня вдалеке? Однако это должно произойти. Кто победит?.. Ясно вижу позиции врага и расположение своих сил. В меня впрыснут флюид: это флюид божественных существ в непространственных краях Всего сущего, сияющего сильнее, чем любое солнце, но вечно неподвижного, без параллакса. Эти флюиды ответственны за то, что душа человека способна часами переносить боль, сотая доля которой, точно молния, убила бы каждого. Затем другой флюид от богов, возбуждающий страдания чисто ментальные, самые ужасные, чудовищные, метафизические мысли, в противовес которым то самое жуткое, что дает Сон человеку, является кротовым холмиком по сравнению с горами на луне. И третий флюид, действующий на все нервы таким образом, что они становятся во сто раз более чувствительными, чем раньше, и сразу чувствуют абсолютный максимум соматической и психической боли; в сравнении с этой генеральной пыткой, все известные вам, людям, страдания являются идиотской шуткой.
Безусловно, все это будет продолжаться один миг, который, однако, будет вечностью. Безусловно, и без напора Воли, боль автоматически перейдет в блаженство. Так как наперекор законам Сна я приобрела Волю, страдания падут на бесплодную почву; ведь боль есть всего лишь суррогат недостаточной Воли. Все муки отразятся от скалы, на месте которой их волны хотели отыскать сыпучую почву. Решение уже здесь означает победу. Моя победа уже заранее определена; она станет нетрудной уборкой урожая после труднейшей вспашки предыдущих побед. Однако, напоминаю, что боги используют эти все еще ожидающие меня страдания, только как raffinement[30] Своего Блаженства, как стимуляцию для Вечного Блаженства; для них страдание является лишь блаженством в квадрате.
А эта секунда взорвет их пурпурный дворец и все ему подобные, какие только имеются во всей вселенной, не хуже, чем миллион тонн экразита. Своими страданиями я искуплю бесконечные легионы душ. То, что не удалось Христу — превозмочь пекло, удастся мне… Однако всеспасительный ураган не приходит. Мне не представляется случай… И горе мне, если мне не удастся самой его создать!
Что я делаю сейчас? Живу жизнью Богини! Летаю по всей вселенной в тысячу раз быстрее света и испытываю бесконечное блаженство, погружаясь в курьезные, удивительные комические ее глубины. Душа моя сияет более интенсивно, чем души всех людей, когда бы то ни было существовавших в этом мире; и там, где она засияет, все падают ниц перед ней, как перед Богом! Я королева вселенной. О! Только после того, как женщина проснется ото сна, в который она погрузилась со времен пауков… когда она раздавит ногой это хамское, оскотинившееся, паразитическое, смехотворное племя самцов, тогда для человечества взойдет его солнце! Больше чем в пространстве, я летаю в беспространстве мысли. Я полностью решила мировую проблему — уничтожила скептичность; все ночи превратились для меня в бесконечное солнечное сияние. Вспоминается целая вечность прошедшего. Только единственную глупость — кто был тот джентльмен — никак не могу вспомнить! — Она расхохоталась. — Но чаще всего бываю в Кордильерах, во дворце, вырубленном изо льда, с видом на океан и на — Его глаза… О! Может быть, мы умерли, но нашли друг друга! Но он такую злобу питает ко мне… Во всей своей славе я Ему ничуть не нравлюсь. Постоянно он настаивает, постоянно настаивает на том старом… иначе, мол, я паду снова…
Она закрыла лицо руками и потом заговорила шепотом, и голос ее изменился:
— Я чего-то боюсь… Какой-то черной дыры, которая страшнее всего, что мне пришлось преодолеть… А эта черная дыра — это я, я сама… А потом еще этого белого мягкотелого призрака. Он для меня еще чернее. Ах, ах, я всего лишь вечная, черная ненависть. Если так, я не смогу победить… Я Люблю; но моя любовь — лишь островок в море моей ненависти. У меня есть воля; но она, эта владычица в изгнании, раболепствует перед черными инстинктами. Я черная. Поэтому мой призрак — белый; поэтому для меня свет — это призрак… Мой Муж прав, так я не могу победить…
Она опять упала; вдруг вскочила и, Боже мой, представьте себе, поцеловала меня… А потом снова пала ниц и стала извиваться. Вдруг подскочила как мячик и заорала:
— Любовь — это мягкая свинья, ненависть — это все! Я недостойна ненависти, как сказала когда-то знаменитая собака: Я! Лишь все то, что не является Мною, и есть то, что собственно дурацкой ошибкой не кажется быть им! Ошибка достойна Всеобщего идиотизма ненависти! Ошибка, что кроме меня что-то существует! Вот это и есть вся собачья вселенная. Нужно ее раздавить, Муж мой, ты мертв, как и я, ты — моральный пес, как все мужчины! Я доведу свой бой до конца без тебя, я плюю на тебя! Только Женщина является Мужчиной! Довольно недостойной болтовни с тобой, крыса из Клоаки! Ты осужден
