— Тебе жаль, что я не устроила сцену?
— Немного, — честно признался он и посмотрел на меня снизу вверх.
— У меня сейчас такое странное ощущение, — я села рядом, — как будто мы пришли к тому, к чему должны были. Понимаешь, о чем я?
Ни Шеффилд, ни Инге на самом деле не были причиной. И даже не наша семья. Причиной были мы. Никто из нас не был готов пожертвовать комфортом, променять устоявшуюся жизнь на новую и неопределенную. Но при этом мы не были трусами и легко выходили из зоны комфорта. Ровно, как Алекс, очертя голову, бросился в омут войны, я с легкостью последовала туда же. Но не за ним – за своей целью. Мы не боялись плыть против течения, но лишь в том случае, если на том берегу было то, что нам нужно. Эта, казалось бы, прописная истина ударила меня словно молния: мы никогда не любили друг друга. Между нами было притяжение, нас подстегивала сама идея запретности наших отношений, мы были нежны друг с другом, но… это не было той любовью, ради которой сворачивают горы и разрушают стены.
— И все же я рад, что ты здесь, — Алекс накрыл мою руку своей.
И все же, я соврала бы себе, сказав, что отпустить его оказалось легко. За эти несколько лет Алекс стал важной частью моей жизни, и признать, что теперь он принадлежит кому-то другому… Я злилась, но не потому, что он захотел построить нормальные отношения, нет, меня бесило то, что это оказалась Инге.
Оставшись одна, я встала перед зеркалом и долго вглядывалась в отражение, пытаясь понять, в чем эта бледная квашня оказалась лучше. О, нет, я не считала себя фееричной красавицей, но объективно понимала, что Инге проигрывает мне. «Но она хотя бы не спит с мужиками ради карьеры», услужливо напомнил внутренний голос.
Поздним вечером мы сидели на балконе административного здания и пили вино. Алекс опять умудрился проявить чудеса находчивости и раздобыл коллекционную бутылку «Шато Бриньон», и я даже не стала спрашивать, во сколько и как ему это обошлось.
— Выходит, это прощальный ужин? — Алекс крепко затянулся сигаретой и выдохнул дым в ночное небо.
— Боюсь даже предположить. Обычно, когда так говорят, то ни о каком конце речи не идет.
— А сам-то о чем думал? Ты собирался порвать со мной, не так ли?
— Не знаю, — Алекс крутил сигарету в пальцах и задумчиво наблюдал, как она медленно тлеет. — И да, и нет. Вряд ли бы у нас получилось что-то серьезное, но я не уверен, что хочу отпустить тебя.
— Это эгоизм. У меня так же, на самом деле. Мне не нравится Инге, и меня бесит, что ты выбрал ее. Кстати, когда у вас была свадьба?
— Два месяца назад. Прямо перед моим отъездом. Она еще не хотела меня отпускать.
Я вспомнила ту истерику, которую закатила ему в Праге. Интересно, эта бессловесная курица поступила так же? Но спрашивать я не стала.
«Прощальный ужин» в тот вечер закончился прощальной ночью, хоть и было понятно, что ни о каком прощании речи не идет. Мы просто совершили еще одну глупость, продолжая ломать дрова и загоняя себя все дальше в тупик. Но, засыпая в его объятиях и прижимаясь обнаженным телом к его телу, я не думала об этом. Мне просто было хорошо. Впервые за долгое время.
Через три дня мы поехали «в поля». Мне уже не терпелось заняться делом, мысли одолевали, заполняли голову, вытесняя все остальное, и я знала, что лучший способ избавиться от этого мерзкого ощущения – занять себя делом. И не просто делом, а таким, чтобы кровь стучала в висках, а сердце выпрыгивало из груди; чтобы мышцы напрягались, как гитарные струны, а все мысли и чувства сосредотачивались на одном – не облажаться. Кажется, такое состояние называют адреналиновой наркоманией. За пару недель до отъезда Джесс потащила меня в кино на «Повелителя Бури», в основном, конечно, из-за красавчика Джереми Реннера, но уже минут через двадцать мы обе втянулись в сюжет. Чокнутый герой Реннера, сапер-подрывник, работающий в Ираке, получал чистый, незамутненный кайф, играя со смертью, и на протяжении всего фильма я видела в нем Алекса.
— Сегодня вряд ли будет что-то интересное. Последние дни у нас тут тишь, да гладь, — предупредил Алекс.
Мы ехали в бронированном «Хаммере», таком грязном, что из-за налипшего на него песка он казался серым, а не черным. В салоне тоже кружились песок и пыль, хоть двери и были наглухо заблокированы, а окна закрыты. Алекс сидел за рулем, напряженно всматривался в дорогу, а я смотрела на Алекса.
Можно дать себе тысячу обещаний, принести тысячу клятв разорвать эти никуда не ведущие отношения, но я понимала, что на практике это трудно осуществимо. Я была готова смириться, что рядом с ним будет Инге, но не была готова отдать его ей безраздельно. Это звучало эгоистично и напоминало капризное топанье ножкой обиженного ребенка, не желающего расставаться с любимой игрушкой, но мне казалось, что я имею на него больше прав. Подсознательно я уже давно примирилась с тем, что однажды Алекс найдет себе кого-нибудь, но отпускать его не хотела. Да и он не особо стремился хранить верность новоиспеченной фрау Уолш.
— Жаль, что я пропустила все самое интересное.
В принципе Шеффилд и не требовал от меня хроники «крови и кишок», тем более, он знал, что я и без этого могу сделать качественный материал.
— Останови здесь, если можно, — попросила я. — Отличный фон. То, что нужно для хорошего кадра.
На заднем плане раскинулось выжженное солнцем и артобстрелами поле, а у линии горизонта виднелись крыши очередного безымянного поселка.
Мы вышли из машины и огляделись. Ослепительно-голубое, без единого облачка небо висело так низко, что казалось – подними руку и царапнешь его ногтями. В раскаленном воздухе дрожало марево, и стояла почти абсолютная тишина, только издалека доносились звуки автострады.
— Супер, — оператор поднял вверх большой палец.
Два предыдущих раза я ездила одна и прекрасно справлялась, но Шеффилду хотелось, чтобы на этот раз все было, как он выражался «чики-пики» и потому отправил со мной оператора.
— Встань чуть левее, — отдавал он распоряжение, — левее, левее… солнце прямо в объектив же! Весь вид портит.
Терпение таяло в геометрической прогрессии. Мало того, что этот павлин оказался дилетантом, я знала, что съемка от первого лица была бы на порядок круче, эффект присутствия всегда выигрышный ход.
Алекс наблюдал
