Некоторые люди говорят, что глубоко внутри у них появляется предчувствие, когда должно произойти что-то плохое. Видимо, не в случае с Жатвой. Любой, стоящий здесь, наверняка ощущает это всепоглощающее чувство безысходности. Я чувствую его всем телом. От волосков на руках через кожу оно проникает прямо в кости. И с каждой секундой, приближающей стрелку к отметке в два часа, становится тяжелее.
Как только пробивают часы, мэр начинает свою обычную речь. За шесть лет, что участвую в Жатве, я выучил её наизусть. Мысли крутятся в голове, так что я не слышу ни фильм, ни гимн, ни ежегодный бесполезный трёп сопровождающей нашего дистрикта Эффи Тринкет. Замираю, задерживая дыхание, только когда она выходит к микрофону с бумажкой в руках.
«Пожалуйста…
Только не она…», - шепчу я про себя.
Но в следующий миг все внутри сжимается. Ведь это действительно не она. Это Прим.
Сердце больно бьётся, пытаясь вырваться из запершего его внутрь тела, ведь я знаю, что будет дальше. Она не позволит! Не отпустит её!
– Я доброволец, я хочу участвовать в играх! – кричит Китнисс, как будто боясь, что её могут не услышать.
Ее голос разрывает тишину, густой пеленой висящую над площадью. Слышно лишь тихий плач Прим и легкий шепот в толпе. Китнисс не показывает ни грамма эмоций, шагая по дорожке, ведущей на сцену. Высоко держа голову, она поднимается, чтобы занять свое место.
Эффи Тринкет начинает что-то очень восторженно тараторить о том, столько лет в нашем дистрикте не было ни одного добровольца, но дальше я не могу разобрать ни одного слова. Я смотрю на неё, она смотрит на меня, и весь мир вокруг не двигается.
– А теперь мальчики, – щебечет Эффи и ныряет рукой в шар с листками.
Стоило мне подумать, что хуже уже ничего быть не может, как толпа вокруг расступается, и сотни глаз смотрят прямо на меня, потому что имя, которое она назвала, принадлежит мне.
Я даже не удивлён. «Какая ирония», - думаю я. Всегда боялся быть выбранным, но именно в этот миг я готов, действительно, готов встать рядом с ней.
Не успеваю сделать и двух шагов к сцене, как позади раздаётся уверенное: “Есть доброволец!”
Останавливаюсь, озираясь в поисках того, кто решил занять моё место. Сквозь толпу стоящих парней уверенным шагом к выходу пробирается Гейл.
«Какого чёрта, Хоторн! Что ты творишь?» – проносится в моей голове.
– Я возражаю! – выкрикиваю я как можно громче, и выхожу на дорожку, ведущую к сцене. – Жребий пал на меня, и я хочу сам участвовать в играх!
На сцене заметно замешательство. Никогда прежде стены дворца Правосудия не видели трех добровольцев одновременно. Гейл тоже застыл на месте, не понимая, подниматься ему или нет.
– Молодой человек, ваше желание участвовать в играх очень похвально, – мелодичным голосом тянет Тринкет, – но по правилам, если вызывается доброволец, то Ваша кандидатура автоматически снимается.
– Но я против! – резко выкрикиваю я.
– А Вы знаете, сколько желающих защищать честь родного дома, например, во Втором? Там ребята заранее в мэрии записываются в списки добровольцев, ведь это огромный почет представлять свой дистрикт! Но… – добавляет она, делая паузу и улыбаясь так, как будто хочет сообщить мне самую прекрасную новость в моей жизни, – Вы можете попытать удачу в следующем году!
- Да плевать мне на это дурацкое правило! – раздражаюсь я еще больше.
Боковым зрением замечаю, как два миротворца выдвинулись в мою сторону. Вскидываю руки вверх, показывая, что сдаюсь и отступаю.
– Все, я успокоился! - резко бросаю я: не хватало еще и за решетку попасть.
Внутри все бушует, разрывается и в тот же миг сгорает. Я не могу отпустить ее!
– Поднимайтесь, поднимайтесь, юноша, – машет Эффи рукой Гейлу и рассыпается в овациях.
Гейл взбирается на сцену, уверенно глядя перед собой. Я слышу, как мэр просит поприветствовать двух смелых добровольцев из Дистрикта-12! Эффи пищит от восторга, всё время повторяя что по уровню накала страстей мы, наконец, не уступаем лучшим дистриктам Панема.
Мэр зачитывает процедуры, касающиеся Жатвы, а я неотрывно смотрю на мою девочку. В её глазах плещется страх, она пытается скрыть его за маской уверенности, но я вижу, что на самом деле творится в её душе.
Как только формальности соблюдены, на сцену поднимается сразу несколько миротворцев и уводят под руки новоизбранных трибутов. Китнисс отбивается, крича, что не попрощалась, и я слышу, как один из миротворцев выкрикивает, что по новому приказу не положено!
Ловлю на себе взгляд Гейла: он указывает в сторону их матерей, которые стоят сбоку от толпы и, обнявшись, тихо плачут. Киваю ему, обещая, что позабочусь о них. Это меньшее, что я могу теперь сделать.
Домой мы идём в полном молчании. Даже мать, которая обычно не может удержаться от комментариев о выбранных трибутах, сегодня не произносит ни слова.
Захожу в пекарню, беру две булки хлеба и быстрым шагом иду в сторону Шлака.
«Не думать. Не думать. Не думать», - без умолку стучит в голове.
*
С тех пор, как начались эти чертовы игры, я практически не сплю. Не ем, не могу спокойно работать: моя жизнь превратилась в кошмар. Хотя нам не показывают всего, но, даже мельком увидев ее на экране, я спокойно выдыхаю: она жива. Телевизор в нашей гостиной работает, не выключаясь ни на минуту.
Впервые за много лет в дистрикте заговорили о том, что в этом году мы можем победить, даже моя мать пару дней назад сказала: “Твоя девчонка - прирожденная убийца и, возможно, вернется домой, окруженная славой и деньгами”. Не знаю, радоваться ее словам или огорчаться.
Со всех ног я бегу домой, подгоняемый утренней прохладой, чтобы увидеть, что с ней все в порядке. Я только от Хейзел Хоторн. Гейл был единственным добытчиком в этой семье, поэтому, когда он уехал, эту задачу пришлось взять на себя мне. По крайней мере, Хейзел - не гордая, она не отвергает никакую помощь, принимая все с благодарностью, что признаться, значительно облегчает мою задачу.
“О чем ты думал, Гейл, - так и хочется мне спросить у охотника, - оставляя мать одну справляться с тремя детьми, практически без средств к существованию.”
Резким движением руки распахиваю двери и влетаю внутрь. Скидываю ботинки и забегаю в комнату, по пути чуть не сбивая напольный горшок с цветами. Братья, увидев меня, соскакивают со своих мест, и нервно переглядываются.
По их взгляду я сразу замечаю, что-то не так. Внутри моментально поднимается паника.
- Пит, послушай, - начинает Уилл.
- Что случилось? С ней что-то произошло? – выкрикиваю я, цепляясь за последние остатки самообладания.
Он опускает глаза и мешкает
