- Да что, вашу мать, случилось!– ору я.
- Она исчезла, Пит…
========== Глава 9. Китнисс ==========
Я медленно иду за Эффи Тринкет, которая явилась, чтобы сопроводить меня на ужин. Мы шагаем по узкому качающемуся коридору в шикарный вагон-ресторан, отделанный деревянными полированными панелями.
Гейл уже ждет нас за столом. Он сидит, облокотившись о спинку мягкого кресла, разглядывая проносящиеся мимо окон поезда размытые образы.
– Хеймитч, наверное, уже в баре, – бормочет Эффи, – я приведу его. А вы пока располагайтесь.
Она семенит в своих туфлях на тонком высоком каблуке обратно, так что её платье подскакивает от каждого шага. Дверь отъезжает в сторону и вслед за ней закрывается.
– Должно быть, ты доволен собой? – плюхаюсь в кресло напротив напарника и беру в руки стоящий на столе стакан с соком.
– Более чем, – отвечает он безразлично и складывает руки на груди. Хоторн всегда так делает, когда не хочет ни с кем разговаривать.
– Зачем Гейл? А как же твоя семья? Кто о них позаботится? – начинаю повышать голос, потому что злюсь. На него, на игры, на случай, на эту жизнь за то, что так несправедливо поступает со всеми нами.
– Будем надеяться, что слово твоего парня чего-то стоит: он пообещал мне помогать им. К тому же с Мелларком у тебя не было бы шансов.
– Ты не можешь знать наверняка, – резко одергиваю его я.
– Ты бы смогла пережить его смерть? – Гейл вопросительно заглядывает мне прямо в глаза. – Да и боец из него никудышный, если начистоту. А мы с тобой сильнее всех этих выскочек из богатых дистриктов, ты же знаешь это. Вместе мы сможем победить.
– Не мы, Гейл, а только один из нас, забыл? – перебиваю я его.
– И это будешь ты, – говорит он спокойно. – Вернёшься к нему и будешь жить, за нас двоих. Главное, не забудь про уговор – мою семью не оставляйте.
В купе, пошатываясь, вваливается поддатый Хеймитч.
– Я не пропустил ужин? – интересуется он заплетающимся языком.
Ментор щёлкает пальцами и вокруг нас начинают сновать туда-сюда слуги-капитолийцы, накрывающие на стол. Передо мной возникает большой поднос с едой. Я никогда не видела столько вкусных блюд одновременно в одном месте.
– Первостатейное было шоу, кстати, – делая глоток из серебряной фляжки, бормочет ментор, заваливаясь в мягкое кресло. – Кто-нибудь объяснит мне: с чего бы это младший пекарь так в добровольцы рвался?
– Он её парень, – сквозь зубы цедит Гейл.
– А ты тогда кто? – удивлённо спрашивает Эбернети, тыкая вилкой в его сторону.
– Друг… – кручу в руках стакан с апельсиновым соком. Думаю, что он апельсиновый.
– Обалдеть можно, как сложно все у вас закручено, – Хеймитч давится от смеха, – впервые вижу сразу троих, так отчаянно стремящихся умереть. Должно быть, в вашем треугольнике все совсем захирело!
Меня переполняет жуткая ненависть к этому человеку. Неудивительно, что ребята из нашего дистрикта никогда не побеждают. Интересно, с каким звуком этот стакан разобьется об его голову?
– А вы, значит, будете советы нам давать? – бросаю я ему презрительно.
– Какая ты догадливая, солнышко, – он запихивает в рот большой кусок и, пережевывая, осматривает нас с напарником. – Парень-то у нас красавчик, высокий, суровый – спрос на него хороший будет. А вот ты, детка… стилисты, конечно, над тобой поработают, но ты уж смени это выражение на лице, а то оно у тебя все время такое, будто ты тухлую белку съела.
Мне так и хочется проткнуть чем-нибудь этого старого пьяницу, чтоб он, наконец, закрыл рот, но я молчу и злобно тыкаю вилкой в лосося на моей тарелке, представляя вместо него ментора.
– Не списывайте нас слишком рано со счетов, мистер Эбернети, – твердо заявляет Гейл, – мы вдвоём, наверное, самые лучшие охотники во всем дистрикте.
– Единственные, – бурчу я вдогонку, ковыряясь в своей тарелке.
Кажется, что его взгляд на мгновение проясняется и трезвеет.
– Вы серьёзно? Не могу поверить, неужто мне, наконец, попалась пара бойцов? – он радостно вскидывает руки, задевая стакан с соком и разливая его на стол и свои брюки. – Твою ж мать, – ругается Хеймитч, оглядываясь по сторонам, – куда все безгласые подевались, когда они нужны? Мне необходимо переодеться.
Ментор поднимается и, шатаясь, выходит из купе, при этом умудрившись едва не растянуться, зацепившись ногой за ковер.
Я тяжело вздыхаю. Слишком много событий для одного дня.
– Как же все сложно… – я откидываюсь на спинку кресла и, запрокинув голову, закрываю глаза.
– А по-моему все просто, Кискисс, поэтому я сейчас здесь с тобой, – Хоторн делает паузу. – Надеялся, что ты, в конце концов, поймёшь…
– Пойму что, Гейл? – но напарник уже ничего не отвечает, а просто встаёт и покидает вагон.
*
Нетвердо стою, держась за борта шикарно украшенной колесницы, запряженной статными чёрными лошадьми. Я облачена в самый поразительный, а может статься, самый убийственный наряд за всю историю Игр.
Из дверей лифта, выходит напарник, одетый в точно такой же костюм. Заметно, что стилисты поработали над ним. Его прежде неровно торчащие волосы идеально подстрижены и приведены в дерзкий беспорядок, широкие черные брови уложены, а его костюм, похожий на мерцающий уголь сияет и переливается в вечернем свете. Гейл уже выглядит как победитель, он своим взглядом как будто говорит, что превыше всех присутствующих здесь. До самого Капитолия мы с ним толком не разговаривали. После нашей беседы в поезде, он закрылся в своем купе и почти не выходил до прибытия.
– Значит, горим? – спрашивает напарник.
– По всей видимости, да, ну, хоть голыми не выпустили, – отвечаю я.
Гейл взбирается на колесницу и становится рядом со мной, он берет мою руку в свою большую ладонь, и это ощущается так естественно. Словно нет этой многотысячной вопящей толпы, будто мы снова в лесу, плечом к плечу, друг для друга.
При нашем появлении зрительный зал ахает, потом восхищенно ревет и скандирует: «Двенадцатый, двенадцатый!» Все взгляды обращены в нашу сторону, остальные колесницы забыты. Я вижу нас на огромном экране. Мы выглядим потрясающе: в вечерних сумерках лица сияют отблесками огня, а горящие накидки оставляют за собой шлейф искр. Единственная пара которая выглядит настолько сильно, гармонично, и угрожающе одновременно, что ни у кого больше не останется сомнений, что самый слабый дистрикт наконец составит достойную конкуренцию прославленным лидерам.
На тренировки мы ходим вместе, хотя и там практически не разговариваем. Обстоятельства, в которые мы сами себя заключили, как будто воздвигли между нами невидимую стену, которую не желаем пробить ни
