Наконец, когда добрая половина ночи была позади и откладывать дело больше уже нельзя, я тихо потянулась к стоящей на прикроватном столике лампе.
Вытащила из коробка спичку и чиркнула ею о боковую сторону. Запахло серой, вспыхнул огонек. Я зажгла от него лампу и тряхнула спичку, погасив ее.
Мое сердце бешено колотилось, я едва могла дышать. Однако повернулась и подняла лампу, чтобы взглянуть на того, кто лежит рядом со мной в кровати.
Увидела и тихонько вскрикнула. Затряслась рука, в которой я держала лампу.
Это был Хэл. Он крепко спал, уткнувшись лицом в подушку и плотно прикрыв глаза. Но выглядел он совсем иначе, чем в зеркальных книгах. Здесь Хэл был старше, с морщинами на лице и серебряными нитями в волосах. Но его лицо все равно было прекраснее всего, что я когда-либо видела на свете.
Больше всего мне сейчас хотелось поставить лампу на место, обнять Хэла и уснуть, уткнувшись головой ему в подбородок. Но этого не сделала. Просто продолжала смотреть на него, и зажженная лампа по-прежнему дрожала в моей руке.
Хэл внезапно пошевелился во сне, и это движение испугало меня. Лампа дрогнула сильнее, из нее скатилась янтарная капелька горячего масла и упала на щеку Хэла.
Пару секунд ничего не происходило, а затем Хэл дернулся, замычал от боли и открыл глаза. Дико огляделся вокруг, затем остановился взглядом на моем лице.
– Эхо, – высоким хриплым голосом выдохнул он. – Что ты натворила, Эхо?
Комната начала дрожать.
Я выронила лампу.
Глава 28
Из упавшей лампы разлилось горящее масло. Дом дрожал. Весь мир дрожал.
– Слушай меня, – сказал Хэл. – Внимательно слушай. Она сейчас придет, Эхо. Придет, чтобы забрать меня. Ты должна покинуть это место. Немедленно! Беги. Беги через лес в дом отца, не останавливаясь и не оглядываясь.
Он положил руки мне на плечи, а я смотрела на него и тряслась еще сильнее, чем комната.
– Хэл, я думала… Хэл…
– Обещай мне, Эхо, что убежишь. Не станешь оглядываться и не будешь пытаться найти меня.
Пламя уже расползалось все выше, отбрасывая резкие, страшные тени на лицо Хэла.
– А как же ты? – плача от страха, спросила я. – Я хотела спасти тебя!
– Так и есть.
Хэл крепко держал меня за плечи, а стены дома все быстрее кружились, мелькали перед глазами. Треск и шум раздавался в ушах. И вдруг все резко оборвалось. Снежинки упали на лицо, и лютый холод моментально пробрал до костей.
Хэл отпустил меня. Дома больше не было. Мы стояли в снегу под высоким холмом, и рядом с нами почему-то до сих пор горела лампа, выплевывая во тьму язычки пламени.
И тут я вдруг поняла, что мы не одни. К нам приближались огромные черные волки. Глаза у них горели красным огнем, зубы сверкали, из пасти сочилась пена.
Хэл встретился со мной взглядом. Он стоял на снегу в одной рубашке, дрожа от холода.
Я промахнулась. Я сделала неправильный выбор.
Я предала его.
– Меня требует к себе Королева волков, – голос у Хэла был безжизненным, лишенным интонаций. – Она околдовала меня.
– А если бы я не зажгла лампу? – шепотом спросила я.
– Я был бы свободен. Но это уже не имеет значения, Эхо…
– Зачем ты ей? И как я могу спасти тебя?
Волки подошли ближе. На них были серебряные ошейники, усыпанные мелкими драгоценными камешками, сверкавшими в отблесках лампы.
– Хэл, прошу тебя, скажи, куда она тебя уводит?
Он болезненно поморщился, на его лоб и ресницы падали снежинки.
– Она правит там, где гора встречается с небом, а деревья увешаны звездами.
– Как это понять?
Волки подошли ближе.
– Ты должна бежать, Эхо. Как можно дальше бежать отсюда.
– Хэл!
Я попыталась взять его за рукав, но два волка тоже схватили Хэла за руки огромными челюстями.
Схватили и оторвали его от меня.
– Хэл!
Он посмотрел на меня влажными от слез глазами.
– На север… на север… всегда на север. Но, Эхо, не вздумай преследовать меня. Обещай, что не будешь. Это совсем не то, что ты думаешь. Я не вынесу, если…
Я не успела моргнуть, как Хэл исчез, и от него не осталось никаких следов. Волков больше не было, только лампа все еще ярко горела, роняя на снег темные, словно кровь, капли масла.
Глава 29
Вот так я потеряла его – отдала снегу, метели и волкам. Отдала ветру и тьме. Потеряла из-за вспышки лампы и капельки горячего масла.
Я потеряла его. И это только моя вина.
Я упала на колени, выкрикивая в темноту его имя.
Я разрывалась от горя и стыда.
А он исчез, исчез, исчез.
Я плакала, стоя на коленях в снегу – холодном, влажном, промочившим насквозь ночную рубашку, пробравшим меня до костей своим холодом. Слезы не высыхали на щеках – они превращались в льдинки.
Но никакие слезы не могли изменить случившегося. Не могли вернуть обратно моего любимого.
Наконец я поднялась на свои онемевшие, задубевшие от холода ноги. Мое сердце сжималось от боли. Внутри словно все выгорело, душа готова была покинуть меня, словно вылетевшая из клетки птица. Сама жизнь покидала мое тело, растворяясь в морозном воздухе тонкой струйкой дыма.
Где-то в глубине сознания вяло шевелилась мысль: если я немедленно не начну что-то делать, двигаться, то замерзну насмерть еще до наступления утра. Двигаясь, как во сне, я подобрала лежащую в снегу лампу. Она к этому времени погасла, но в ней еще оставалось немного масла, а в кармашке моей ночной рубашки по-прежнему были спички.
Снег валил все сильнее, крупные влажные хлопья тяжело оседали на плечах. Я рассеянно осмотрелась вокруг, и взгляд выхватил темное углубление в подножии холма. Пещера. Неужели покинутый дом все еще продолжал каким-то образом заботиться обо мне?
Я побрела по снегу в промокших насквозь чулках, сжимая в руке зажженную лампу и с трудом преодолевая желание разбить эту предавшую меня вещь о камни.
Добравшись до пещеры, я нырнула в нее, и сердце едва не разорвалось от печали. Это оказался грот за водопадом – точнее, то, что от него осталось. Здесь была пара потрепанных до неузнаваемости кресел, на которых так часто сидели мы с волком; покосившийся без одной из четырех ножек столик между ними; на полу разбитый вдребезги чайный сервиз и крошки от торта. Погасший очаг, полный остывшего сизого пепла. Куски бинтов. Банка с мазью. Кровавое пятно на том месте, где лежал волк, когда я зашивала ему рану.
Не знаю, как я все это вынесла. Не понимаю и того, как в таком состоянии догадалась доломать столик и развести из него огонь в очаге.
Я стояла у очага, но не видела пламени. У меня перед глазами до бесконечности повторялись, сменяя друг друга, картины недавней катастрофы – капля горячего масла, падающая на щеку спящего рядом
