– С какими еще трудностями ты здесь столкнулась?
Хочу раскрыть тайну вакцины, которую нам колют. Понять, пока не поздно, о чем умалчивает доктор Такуми. Вслух я этого, понятно, не говорю, но отвечаю вполне правдиво:
– Разлука с семьей. Это самое трудное, что мне пока пришлось испытать. Многие финалисты только и мечтают поскорей улететь с Земли. Я понимаю их, но сама… – Смотрю прямо в искусственные глаза Киба. Надо быть честной, чтобы заслужить их доверие. – Сама я хочу остаться. Мне нужно быть вместе с родными, особенно с моим младшим братом, Сэмом.
– Спасибо, что поделилась, – кивает робот. – Перейдем к положительным аспектам. Что в учебном центре тебе понравилось?
– Многое, – признаю я. – Если не думать о семье и о том, что случилось с Саки и Каллумом, это настоящий фантастический мир для всезнаек вроде меня. Научные чудеса на каждом углу, начиная с тебя и Дот, но…
– Но что?
Но у этой фантастики есть темная сторона.
– Но мне трудно не думать обо всем этом. Разве что на леталках-блевалках и виртуальных играх.
– И с Леонардо Даниэли.
Он что, правда это сказал?
– Прости?
– Мы обнаружили, что между тобой и Леонардо Даниэли есть связь, – невозмутимо говорит Киб. – Этот аспект ты бы тоже отнесла к положительным?
В горле пересыхает. За невинными, казалось бы, словами слышен подтекст: «Мы следим за вами. Мы видим больше, чем вы полагаете».
– Мы с Лео просто друзья, – бормочу я. – Он, конечно, потрясающий… и ближе мне, чем все остальные.
Дот и Киб обмениваются кивками.
– Хорошо. Перейдем к вопросам другого рода. Ты, возможно, не поймешь, почему мы их задаем, но это не важно. Отвечай первое, что придет в голову.
Киб сдвигает экран влево, и я вижу там перевернутый текст.
– Ты согласна, что в мире все относительно?
Ну, это легко.
– Да, согласна.
– На что ты полагаешься в первую очередь – на разум или на чувства?
– Э-э… – Ученый, конечно, должен опираться на разум – но чутье, подсказывающее, что с миссией «Европа» не все хорошо, сильнее его. – Если возможен третий вариант, я сказала бы, что полагаюсь на интуицию, проистекающую из знаний.
Киб, ничего на это не возразив, переходит к следующему вопросу.
– Часто ли тебе в голову приходят непрошеные образы, слова или мысли?
Отрицательно качаю головой. Это еще к чему?
– Возникают ли у тебя подозрения по поводу того, что тебя окружает?
Я замираю. Вдруг Киб каким-то образом знает, что я думаю насчет миссии? Или он всех спрашивает о том же?
– В общем, нет, – вру я, не отводя глаз. – Я не более подозрительна, чем любой среднестатистический респондент.
– И последнее. Если бы тебе пришлось защищаться, на что бы ты полагалась: на собственные силы, на окружающую среду, на оружие?
Еще один вопросик с подвохом.
– Я вообще-то не боец, – размышляю вслух. – Мое оружие – техника… – я краснею, вспомнив спрятанную в комнате флэшку, – то есть, выходит, окружающая среда.
– Мы почти закончили, – Киб дважды передвигает экран, – осталось показать тебе кое-какие картинки.
Перехожу на другую сторону стола, к роботам. Водоворот красок на экране принимает форму летучей мыши.
– Запомни эту картинку. – Изображение пропадает. – Что ты на ней увидела?
– Это тест Роршаха. – Мне вспоминаются исчезающие кляксы на школьных уроках по психологии. Роботы хотят обнаружить, есть ли в моей психике какие-то отклонения. Умный ответ обеспечил бы мне дорогу домой, но сначала я должна подтвердить свои теории относительно РСБ и Европы. Поэтому отвечаю честно: – Я видела летучую мышь с распростертыми крыльями и разинутым ртом.
Еще две картинки, и сеанс подходит к концу. Большое, конечно, облегчение избавиться от всевидящих роботов, но уходить мне не хочется – ведь все ответы таятся здесь.
«Биоподписи, если они есть, надо искать в Дот и Кибе», – говорила я Лео. Да, где-то там, за их грудными пластинами. Если бы мне только удалось их взломать…
Киб-то, небось, с моими секретами не стесняется – вспомним, что он сказал про Лео.
Во время ужина мы слышим, как бушует за окнами ветер и гремит гром. Вижу по лицам, что тревожно не мне одной. Мы здесь так хорошо защищены, что о климатических катастрофах легко забыть, но сегодня они впервые напомнили о себе. Что-то будет?
– Я не вынесу, если придется снова туда вернуться, – говорит Катя, глядя в окно. – А до первого отсева всего три дня.
– Не бойся – спорю, что нас с тобой точно оставят, – заявляет наш скромный Беккет. – А вы, командир, как думаете?
– Ты же знаешь, нам на эти темы нельзя говорить. – Ларк отрывается от куриной тикка масалы – меню сегодня индийское. – И потом, я честно не знаю. У меня, конечно, есть свое мнение, но доктор и генерал со мной не советуются.
– Но вы же делитесь с ними своими соображениями о финальной шестерке? – Беккет жадно смотрит на Ларк, Лео глаз не сводит с него – после тарзанки он, Лео, вообще ведет себя как-то странно.
– Без комментариев, – со смехом отмахивается Ларк. – Доктор Такуми ясно дал понять, что с вами это обсуждать не положено. Конфиденциально могу сказать, что каждый из вас стал бы ценным приобретением.
– Сплошные нервы. – Ашер прячет лицо в ладонях. – Не хочу даже притворяться, что ем.
– Значит, вы не изменили своего отношения к миссии? Даже после Саки и Каллума? – Ларк смотрит предостерегающе, но я действительно хочу знать. Неужели это нисколько не охладило их рвения?
– Ужасно, конечно, – говорит Катя, – но доктор Такуми говорит, что с нами этого не случится, и я ему верю. Если б ты знала, что меня дома ждет… А сама ты разве не хочешь стать одной из шести участников величайшего в истории приключения?
– Похоже, что нет, – высказывается Беккет. – Почему бы сразу не отправить ее домой, раз у нее душа к этому не лежит? Американский флаг я и один понесу.
– Я, между прочим, здесь тоже присутствую. – Не могу не огрызнуться, хотя тут он, признаться, прав.
– Так это не работает, Беккет, – вмешивается Ларк. – Способности и личные характеристики для миссии важнее, чем желание войти в экипаж.
– А ты не могла бы поехать еще куда-то вместо России? – спрашиваю у Кати. – В смысле, если тебя не выберут?
– Даже думать не хочется.
Ларк, к моему удивлению, опять приходит на выручку.
– А стоило бы, ведь на Европу не все полетят. И я уверена, что в вашей прошлой жизни есть хоть что-то, к чему вы будете рады вернуться. Ведь так?
– Я тоже не знаю, куда хотел бы поехать, – говорит Лео. – Точно не в Рим – там слишком много призраков. Лучше начать с чистого листа в другом месте.
– А мне вообще нельзя вернуться в Израиль, – вступает Ашер, – там теперь сплошное Мертвое море. До призыва я жил у дяди с тетей, у них двухкомнатная квартира недалеко от Лондона, в Голдерс-Грин. Знаю, мне повезло… но не могу
