Ларк, удовлетворенная моим раскаянием, идет к двери и на пороге роняет:
– Долг платежом красен, знаешь?
Энергию утром включают снова, но доктор Такуми объявляет в столовой, что на сегодня все занятия отменяются.
– Персонал учебного центра и Центра Джонсона будет ликвидировать последствия вчерашнего шторма, а вы вместо тренировок пойдете со мной в медиакомнату.
Я пристально наблюдаю за ним. Подозревает он что-нибудь или объяснение Ларк полностью его убедило? По его взгляду, когда тот падает на меня, ничего понять невозможно – думаю, это хороший знак?
Медиакомната, где мы ни разу не были, похожа на кинозал. Застывший кадр на экране взят, похоже, из теленовостей, которые нам с самого приезда не разрешали смотреть. Мы рассаживаемся, и доктор Такуми, расхаживая перед экраном, дает объяснения.
– Ночью американский Юг подвергся удару стихий: сначала шестибалльное землетрясение, затем средней величины цунами, возникшее от подводных толчков на дне океана. Центр Джонсона благодаря усиленным мерам защиты претерпел сравнительно малый ущерб, но большинство других жителей нашего региона, как вы скоро увидите, такой защитой не обладали.
У меня внутри все сжимается. Сколько людей погибли за минувшую ночь? Насколько большая территория пострадала? Хоть бы Калифорнию не затронуло… хоть бы с моими ничего не случилось.
– Вам тоже полезно ознакомиться с масштабами катастрофы, чтобы понять, почему наша миссия так важна. С этой целью я сегодня отменяю запрет на просмотр новостей.
Смотрю на Лео и Ашера, сидящих по бокам от меня. Как к этому отнестись? Неплохо, конечно, приобщиться к внешнему миру после стольких дней изоляции, но не манипулирует ли нами доктор, допуская к новостям после такой катастрофы?
Экран оживает, и я готовлюсь к худшему. Напрасные старания: к такому приготовиться невозможно. За последние два года я всякое повидала, но это… Небоскребы раскачиваются и рушатся под крики сотен жертв, заключенных внутри. Я вцепляюсь в подлокотники, пока усталый диктор ведет свой рассказ:
– Мы присутствуем при разрушении Оклахома-Сити, прошлой ночью ставшего жертвой землетрясения и цунами. В числе других зданий обрушилась городская достопримечательность, башня Чейз, весь штат Оклахома остался без электричества. – Диктор трет лицо, борясь со слезами. – Мать-природа отняла у нас еще один город.
Не могу больше смотреть на это, не могу слушать. При виде ошеломленных горожан, стоящих по пояс в воде и щебенке на месте своих домов, я вскакиваю. Моя семья живет в многих милях от эпицентра, но все же недостаточно далеко. Я здесь и секунды не высижу, пока не узнаю, что с ними.
Бегу к невозмутимому, как всегда, доктору, чувствуя, что на меня все смотрят.
– Прошу вас… мне нужно связаться с родными, узнать, все ли у них в порядке, – лепечу я, отчаянно надеясь тронуть его. – Не могли бы вы устроить видеочат сегодня, вне очереди? – Он вздыхает, и я тороплюсь, предвидя отказ: – Для нас с Беккетом – он, думаю, тоже беспокоится за округ Колумбия?
Мне-то легко отказать, а вот Беккету… Президент США – один из ключевых спонсоров миссии «Европа», он добился ее финансирования через конгресс.
– Хорошо, – соглашается доктор. – Но учтите все: это исключение разовое. Если устраивать внеплановые видеочаты при каждом стихийном бедствии, мы круглые сутки будем сидеть у компьютеров, вместо того чтобы готовиться к эскпедиции.
– Спасибо! – кричу я. Беккету следовало бы сказать то же самое мне, но он хмуро отворачивается.
– Сэм! – Я чуть не плачу от облегчения. Все в порядке, все в порядке… но так ли это? Ввалившиеся глаза смотрят тускло, будто кто-то другой надел на себя маску моего брата. – Что с тобой? – Я боюсь услышать ответ. – И где мама с папой?
– Все нормально, они просто помогают нижним соседям. Первый этаж затопило.
Бедные Бурштейны. Они ведь уже не молоды, каково им переезжать в очередной раз.
– У них совсем ничего не осталось? Что же они теперь будут делать?
– Спасли что могли, но… Поживут в твоей комнате, пока не свяжутся с родственниками.
– Это хорошо. Значит, наша квартира не пострадала?
– Да, мы пока на плаву, здесь все было не так уж страшно. Слушай, Наоми…
– А как ты себя чувствуешь? – прерываю я.
– Все так же. – Как это понимать? «Все так же» новость не слишком хорошая, но если Сэм говорит правду, то хуже ему, по крайней мере, не стало. – Я тут подумал и вот что хочу сказать: не надо тебе домой возвращаться.
Я отшатываюсь от монитора.
– Что ты такое говоришь?
– Забудь про мое послание. Я понял теперь, что был эгоистом. Трудно сосчитать, сколько раз эта планета пыталась убить нас, – Европа, какой бы она ни была, вряд ли хуже. Давай-ка лети.
Ушам своим не верю.
– Ты хочешь, чтобы я улетела с Земли? Чтобы мы больше никогда не увиделись?
– Я хочу, чтобы ты спаслась, и не хочу стоять у тебя на дороге. Если из всего этого хоть что-то получится, без твоих мозгов им никак. – Он выдавливает улыбку. – Ты нужна будущему.
– А как же ты?
– Да чего там. Я крепче, чем кажется, знаешь ведь. Не надо было вообще подбивать тебя вернуться назад.
– Но я уже… – Мне хочется рассказать, как я ночью взломала Дот, но это, само собой, невозможно. Может, Сэм прочтет что-то в моих глазах?
– Две минуты! – предупреждает Ларк, надзирающая с порога за мной и Беккетом. Хватаюсь за края монитора, словно это поможет мне стать ближе с Сэмом.
– Решать не мне, но… – Я понижаю голос. – Даже если меня в конце концов выберут, я все-таки не откажусь от тебя. И от Земли тоже.
– Зря ты это, сестричка, – грустно улыбается Сэм. – Брось нас и лети, как судьбой предназначено.
– Ты не знаешь… – шепчу я, но экран уже гаснет. Наше время истекло.
Глава семнадцатая
ЛЕОАшер в день первого отсева просыпается ни свет ни заря. Я тоже продираю глаза и вижу, как он, накинув талес, открывает молитвенник. Его монотонный голос, читающий молитву, успокаивает мне нервы.
Наша семья не была религиозной – ходили по праздникам в собор Святого Петра, вот и все. Теперь я завидую Ашеру, у которого есть какая-то поддержка в момент, когда наша судьба и наше будущее зависят от кого-то еще. Снова закрыв глаза, складываю руки и воображаю, что мама, папа и Анджелика смотрят на меня сверху. Может, и у меня получится помолиться им.
Будьте со мной сегодня, famiglia. Сделайте так, чтобы к вечеру я стал одним из двенадцати, оставшихся здесь, и помогите улететь на Европу в составе финальной шестерки, вместе с Наоми и Ашером. Это все, что у меня осталось без вас.
В нашем электронном зеркале срабатывает будильник. Я сажусь и потягиваюсь, Ашер прячет молитвенник в ящик стола и говорит, бледный как простыня:
– Ну, началось.
– Ага. Думаешь, нам сразу скажут?
– Все может быть, но если они не на сто процентов уверены, то будут тянуть до последнего.
Так
