Кили встал, продолжая её целовать, а она водила пальцами по его колючим щекам и мягким волнам волос, сбросила с головы украшенный драгоценными камнями венец. Его руки скользили по ней, требуя ещё более смелых ласк, которые были вполне естественны сейчас, когда она принадлежала ему и сама хотела его.
- Ах, mell, - забормотала Тауриэль, и он оборвал окончание её фразы поцелуем.
Она и сама не знала, что хотела сказать: назвать его любимым, сказать, что любит его или же произнести какие-то другие слова, которые могли бы начаться с этого сладкого слога. Кили целовал её медленно, потому что большая часть его внимания была сосредоточена на шнуровке её лифа. Пока он пытался справиться с этой трудной задачей, Тауриэль покрывала поцелуями контуры его носа, лёгкий трепет ресниц, пушистую кромку лба.
Валар, ну почему он так долго! Потом она вспомнила, сколько разных слоёв было в её украшенном драгоценными камнями платье, и подумала, что, возможно, ей не стоило его отвлекать, а дать ему возможность спокойно разобраться с многочисленными шелками её юбок и корсетом. Наконец он справился с задачей, эльфийка почувствовала, как поддались шнурки и, сделав ещё несколько вздохов, ощутила, как его нежные пальцы согреваю кожу, скользя по выпуклости её грудей.
Тауриэль трепетала от его прикосновений, которые с большей откровенностью, чем любые слова, говорили о том, как он хотел её и дорожил ею. Она была уверена, что никакие речи не могли бы выразить полноту и простоту той любви, которая связывала их. А затем с внезапной ясностью изумления к ней пришли слова: те самые слова, без которых ни один эльфийский брак не мог бы считаться полным, она поняла, что хочет услышать их от него, хочет сама произнести их прежде, чем они завершат свой союз. Тауриэль казалось, что гномьих клятв, служивших той же самой цели, будет достаточно, но вдруг обнаружила, что обеты её народа значили для неё так же много, как и те, которые она сегодня уже произнесла. И, о небеса, если она не попросит его сейчас…
Не зная, как ещё его остановить, она схватила его за запястье, и Кили сразу же замер. Тауриэль глубоко вздохнула. Теперь, когда она достигла своей цели - прервать этот момент во что бы то ни стало, пока ещё было можно - она вдруг поняла, что не знает, что дальше сказать или сделать. А потом она увидела его лицо. Поднятые брови и напряжённый взгляд выдавали смущение и боль. Эльфийка ощутила острый укол вины за то, что пусть даже непреднамеренно сделала с ним это. Милый, любимый Кили! Должно быть, он думает, что она сердится на него.
- Ты не сделал ничего плохого, Кили, - проговорила Тауриэль так нежно, как только могла. Она поняла, что стиснула его запястье намного сильнее, чем собиралась, и чуть ослабила хватку, - Не думай, что я этого не хочу. Просто… Мы можем сначала провести эльфийский брачный обряд?
Замешательство у него на лице усилилось. Кили медленно вдохнул и закрыл глаза, пытаясь разобраться в том, что она хотела ему сказать. Догадавшись, о чём он думает, Тауриэль рассмеялась. Должно быть он решил, что она собирается надолго отсрочить их союз. И однако же она сама, как и он, меньше всего хотела промедления.
- Это займёт всего несколько минут, - объяснила она, - Всё, что требуется для истинного эльфийского брака помимо соединения тел, это призвать в свидетели имя Единого Всеотца.
- О, - напряжённое тело Кили расслабилось, лицо потеплело, и разочарование на нём сменилось удовольствием.
- Прости, любимый. В нашей гномьей церемонии не было никаких недостатков. Просто я вдруг поняла, что хочу и этого тоже. Поняла, что должна остановить тебя сейчас или никогда.
Тауриэль поудобнее перехватила его руку, подвела ближе к постели, жестом давая понять, что готова начать, и повернулась к нему лицом.
- Тебе нужно только повторять за мной.
Эльфийка соединила их руки ладони к ладоням и переплела с ним пальцы, удивляясь этому доказательству того, что несмотря на различия, они идеально подходили друг другу и душой, и телом. Она склонилась так близко, что от её дыхания шевелились распущенные волосы у его щеки, и прошептала:
- Я, Тауриэль, призываю Эру в свидетели и сим полностью связываю себя с Кили.
Призвать имя Единого означало дать самую священную, вечную клятву: никакие другие слова не могли бы служить большим знаком признания её любви и желания к мужчине, которого она взяла себе в мужья. Когда она прислонилась своим лбом к его, Кили погладил кожу у неё за ухом и нежно, но твёрдо прижал к себе.
- Я, Кили, призываю Эру в свидетели своего союза с Тауриэль.
Гном легонько поцеловал её. Нельзя было сказать, что он улыбался, но от его лица исходило какое-то тихое сияние, это был даже не свет, просто нечто, что говорило о том, насколько он счастлив слышать от неё эти слова, счастлив быть с ней. От смущения и осознания того, что она так взволновала его несколько мгновений назад, у неё кружилась голова. Сейчас её реакция на страстные проявления его любви казалась ей нечестной и необъяснимой. Она сожалела, что он хотя бы на мгновение мог подумать, что она не желает его ласк, и теперь не знала, как попросить его продолжать.
Одарив мужа дурашливой улыбкой, Тауриэль принялась развязывать шнурки на платье. Кили быстро понял намёк, отодвинул её руки и приступил к делу. Она обняла его, прильнула лицом к волосам. Его локоны, прижимавшиеся к её щеке, были мягкими и чистыми, а пальцы, работая над шнуровкой, легонько касались её груди, боков, живота. Когда он распустил последние шнурки у её бёдер, Тауриэль почувствовала, как рунный камень, который она так долго хранила у сердца, упал на траву у его ног.
- Вот где ты всё это время носила мой рунный камень, - заметил Кили.
- Только когда у меня не было карманов.
Её ладони скользнули по его шее вниз, к вороту рубахи, быстро и легко расстёгивая первую из маленьких серебряных пуговиц.
- Подожди, - Кили чмокнул её в губы и наклонился за камнем.
Когда он отвернулся, Тауриэль глубоко вздохнула. Казалось странным, что для того, чтобы обнажить себя перед любимым мужчиной,
