- Но я услышала тебя, - с нежностью отозвалась она, как будто желая загладить прошедшую боль, - Я знала, что ничем не могу тебе помочь. Но верила, что твой Махал может. Я просила его дать тебе то, в чём ты нуждался.
- … и пришла моя мать, - его карие глаза распахнулись, - Я как обычно сидел у фонтана, жалея, что не могу в нём утонуть, когда она нашла меня. Тауриэль, я бы не стал этого делать. Я просто подумал об этом, - быстро добавил он, когда эльфийка схватила его за воротник.
- Мой любимый бедняжка! - её руки скользнули к его лицу, и она поцеловала его.
Кили глянул на неё с кривой полуулыбкой, а потом протянул руку и коснулся кончиками пальцев её слёз. Его собственные глаза блестели в свете костра, и Тауриэль знала, что он тронут её прошлой чувствительностью к его боли.
- Мама сидела рядом со мной. Она напомнила мне, что я не могу делать выбор за тебя, - он опять сжал её ладони в своих руках, - Прости меня. Я был таким эгоистом, но я всегда хотел тебе только добра.
Эльфийка мягко покачала головой, не сводя с него глаз.
- Мне не за что тебя прощать. Ты любишь меня, и ты пришёл.
- Да. Я правда тебя люблю.
Гном наклонился и поцеловал её, а потом опустился на колени и притянул к себе, преодолевая последнее разделяющее их пространство. Его губы снова начали своё медленное движение от её лба к щеке, а потом к носу. Тауриэль не торопила его. Кили задержался на её губах, как будто заново узнавая её на вкус, продолжил выцеловывать её шею, продвигаясь к груди, насколько позволял закрытый ворот её зимнего одеяния. Эльфийка рассмеялась.
- Прости, любовь моя, - пробормотал он, - Я слишком вольничаю с тобой?
- Нет, - ответила она, продолжая хихикать, - Просто теперь, когда у тебя отросла борода, ты целуешься совсем по-другому.
- Ах это, - он улыбнулся, - Я хотел подстричься, но очень спешил. Не думаю, что у кого-нибудь в Лихолесье найдётся бритва, которую я мог бы одолжить.
- Я дам тебе один из моих кинжалов. Они очень острые.
- Ты так сильно хочешь, чтоб я побрился? - с серьёзным видом спросил он.
- Ну… Я могла бы привыкнуть.
Гном ухмыльнулся.
- Неа, мне тоже не нравится. Я отрастил бороду, чтобы кое-кого осчастливить, но теперь я должен угождать только тебе. А я думаю, что тебе нравится видеть моё лицо.
- Так и есть, - призналась она.
- Клянусь, я побреюсь при первой же возможности. А пока тебе стоит постараться оценить мои поцелуи с бородой, ведь потом такой возможности у тебя больше не будет, - он снова склонился, чтобы её поцеловать, только в этот раз старательно потёрся о её лицо своей бородатой щекой.
- Кили!
- Могло быть и хуже. Только представь, что я мог бы носить заплетённые в косички усы, как мой брат.
Тауриэль фыркнула. Он нежно поцеловал её, а потом опять прислонился к дереву, прижавшись плечом к её плечу. В наступившей тишине эльфийка ещё раз нашла его руку; она испытала столько утешения, облегчения и радости от этого простого, но интимного прикосновения.
- Кили,- задумчиво сказала она, - ты не думаешь, что твой Махал услышал меня ещё до того, как я молилась ему? Я бы никогда не стала обращаться к нему, если бы не знала, что ты в беде.
- Полагаю, что да, - когда он заговорил, голос его был тихим и задумчивым, - Когда мы отвоевали гору, я знал, что нам не просто повезло. Но после того, как высшие силы привели Торина к его судьбе, казалось, что им не будет дела до одного эльфа и одного гнома.
- Я так не думаю.
Продолжая сжимать его ладонь в своей, другой рукой Тауриэль сняла с себя его большой браслет.
- Вот. Это твоё, - эльфийка надела манжету ему на запястье.
- Твой браслет ничто по сравнению с тобой. Но я всё равно рад, что он вернулся, - Кили нежно ткнулся носом ей в плечо, а потом зевнул.
- Ложись спать, mell, - мягко сказала она, - Я подежурю, когда вернётся Двалин.
Кили положил голову ей на плечо, и Тауриэль почувствовала, что ему не хочется оставлять её наедине с самой собой. Она не винила его в этом; ей самой хотелось быть к нему как можно ближе, всё время прикасаться к нему.
- Ты не можешь так спать, - запротестовала она, - Положи голову мне на колени.
- А как же ты? Ты должна отдохнуть, если собираешься стоять на страже, - он всё ещё медлил принимать её предложение.
- Я легко могу отдохнуть сидя, - заверила она, - И я не так устала, как ты.
Кили зашевелился, вытянул ноги и поправил пальто и плащ, чтобы удобнее было лежать.
- Я бы поспорил с тобой, если бы у меня были на это силы, - пошутил он, - Но ты должна позволить мне дежурить завтра.
- Тише, дорогой, - когда он положил голову ей на колени, Тауриэль прижала пальцы к его губам.
Гном подчинился, глядя на неё снизу вверх с умиротворённым выражением на лице.
- Спокойной ночи, amrâlimê.
- Спокойной ночи, hadhod nín. Mae losto.
Кили закрыл глаза, и она откинула с его лба растрёпанную чёлку. Тауриэль запела низким и нежным голосом, продолжая водить пальцами по его волосам. Это была эльфийская колыбельная, та самая, которую, как она помнила, пела ей мать. Слова, спетые голосом матери, до сих пор звучали в её голове, а теперь она впервые произнесла их своими собственными губами. Убаюканный её голосом Кили легко расслабился под её прикосновениями, и скоро она поняла, что он уснул. Её пальцы задержались на нём, прочерчивая линии его бровей, носа и губ. Память эльфов была безупречна, и ей не было нужды заново вспоминать его облик. И всё-таки было приятно обнаружить, что он именно такой, каким и должен был быть.
И всё же Кили слегка изменился с тех пор, как она видела его в последний раз. Под густой бородой его лицо выглядело угловатым, и раньше, когда она обнимала его, на ощупь он казался похудевшим и каким-то грубым, как неоконченная или вылепленная неопытной рукой скульптура. Как будто все мягкие части его тела истаяли, стёрлись, оставив после себя один лишь камень. Не это ли случалось случалось с гномами, которые больше не находили в жизни счастья: они возвращались в свою родную стихию, двигаясь медленно и тяжело,
