– Но ведь у него был брат, – заметил Алан. – Он стал владельцем дома?
– Жан-Клод умер через несколько лет в Новом Орлеане. С ним-то как раз все ясно: оставил после себя целую армию внебрачных детей, рассеянную вдоль Миссисипи. А все по вине распущенности и беззаботной жизни. Поговаривали, его убили во время потасовки в кабаке где-то во французском квартале. Кто знает, как оно было на самом деле. После смерти отца он не получил ни цента. Думаю, многим задолжал. В итоге несчастного ждала участь Оуэнса, деда Лоррейн. Впрочем, злые языки уверяют, что его убил папаша девчонки из высшего общества, у которой он якобы отнял честь, – усмехнулся он. – Жан-Клод был известный проказник. От такого всего можно ждать.
– Все равно не понимаю, – задумчиво проговорил Джим. – Что стало причиной событий в доме? Как они связаны с вашей историей? Не говоря уже о смысле всех этих злодеяний. С тех пор прошло столетие, но…
Рудольф прервал его движением руки.
– Дом стоял запертый до тех пор, пока не приехал Виктор Берри. И человек этот купил его не потому, что влюбился в его старину, красоту или благородство, мистер Аллен. Этот человек был внуком сестры Джульетты, супруги Тобиаса.
– Вы хотите сказать, что муж Мэри Энн был одной крови с Люсьеном Мори?
Аллен застыл, как восковая фигура, уставившись на старика.
– Он особо и не скрывал. Вряд ли он обсуждал свое происхождение с юной женой, но в городе про это знали. Никто не удивлялся этому факту, никому он не казался странным. Так или иначе, их связывали кровные узы.
Разговор принял неожиданный оборот. Джим и Аллен в замешательстве переглянулись. Они такого не ожидали и теперь не могли прийти в себя от изумления.
– Есть еще кое-что, – продолжил Рудольф. – Дети Тобиаса, хоть и выросли в Париже, родом были из Нового Орлеана, как и прочие члены семьи, которые тоже происходили из этих мест. Когда Тобиас был молод, обеспеченных молодых людей часто отправляли учиться в Париж. Там он женился и, несмотря на то что родился в Новом Орлеане, там же вырастил обоих детей. Что же касается Магали, она родилась в темнокожем семействе, известном в округе благодаря увлечению черной магией и вуду. В течение многих лет весь город верил, что старуха наслала на лесопилку проклятье; а кое-кто и вовсе уверял, что она прилюдно прокляла Пойнт-Спирит и всех обитателей этого города. Сейчас трудно поверить, но в ту пору исповедование религии, отличной от христианства, было делом крайне опасным, а Магали происходила из семьи вольноотпущенных рабов с Гаити, людей робких, ведущих самый добропорядочный образ жизни. Когда родился Люсьен, она устроилась на работу за хорошее жалованье в семью Тобиаса Мори. Люсьена она растила как родного сына и переживала за него как мать.
– А брат Тобиаса? Неужели никто из его семьи не предъявил права на дом, не хватился исчезнувшего Люсьена?
– Гратьен умер за десять лет до того, как скончался его брат Тобиас и последние отпрыски семьи, осевшие в Новом Орлеане, мистер Фостер. Некому было интересоваться домом, затерянным в глуши Орегона. Пару раз они приезжали, осматривали дом и приценивались, но никто его так и не купил. Может, и тут виновато проклятье, – пробормотал Рудольф. – Дом ожил лишь тогда, когда им всерьез заинтересовался один из потомков. Что же касается Люсьена, многие пытались выяснить, куда он подевался, но прошло уже много времени. Человек с деньгами, как у него, мог отправиться на край света, если бы только захотел. Никто так и не узнал, чем занимался Люсьен, пока жил в заточении. Может, он и делился с кем-то из родственников своими планами. Но о том, что там произошло, знали опять-таки лишь Магали и сам Люсьен.
Джим поднял глаза на стены, оклеенные обоями, и погрузился в раздумья, помешивая ложечкой кофе. В этой истории было нечто пугающее, он не знал точно, что именно. Ясно было одно: в череде событий отсутствуют важные звенья. Алан сидел сгорбившись, уперев локти в колени, и неподвижно рассматривал ковер на полу. Несколько раз он машинально кивнул, проведя ладонью по затылку, затем выпрямился и посмотрел на Рудольфа. Джим знал, что сейчас его прежде всего беспокоило, как отреагирует на эти события Мэри Энн, учитывая, какую роль сыграл в них ее покойный супруг. Тишину нарушил Ларк:
– Мальчишки этих бригадиров погибли в аварии, а внучка Оуэнса повесилась на балке, как Беатрис…
– И это еще не все, – перебил его Джим. Все посмотрели на него, включая Алана. – В первый момент история казалась мне бессмысленной и по-своему даже смешной. Я был уверен, что это выдумки и бредни. Но помните, когда нашли Лоран, кто-то написал на зеркале губной помадой, которую она держала в руке, слово «привет».
Алан вскинул голову.
– Верно, – отозвался он. – Марионетка, или как там зовут эту штуковину, преследовавшую Томми, нацарапала у него на спине то же самое. А вспомните сынишку пастора, одержимого злым духом…
Несколько секунд Рудольф размышлял, поглаживая свою острую бородку, так что костяшки на его худых пальцах стали еще заметнее.
– Люсьен Мори убил двоих ближайших помощников за то, что они сделали с его женой, – сказал он наконец. – Остальные умерли своей смертью. Прочие влачили жалкое существование и состарились в нищете. Возможно, он желал того же для их потомков, последних оставшихся в живых отпрысков этих семейств. Вы не задумывались об этом? Взять, к примеру, эту марионетку и все прочее, о чем Ларк рассказывал по телефону: честно говоря, звучит довольно жутко, прямо фильм ужасов. Если вы хотите кого-нибудь свести с ума, лучшего способа не найти. Лично я бы действовал именно так, а я как раз верю в такие вещи. Моя бабушка-мексиканка внушила мне почтительное отношение к мертвым. На этом основано почитание предков: если ты не уважаешь мертвых, с тобой может случиться все что угодно.
Никто не пошевелился. Все уставились на старика, не произнося ни слова. Тот в ответ также смотрел на них.
– Мы никогда не узнаем, насколько мощным было колдовство, которым занималась Магали, – продолжил он. – Но если именно этот дух сводит
