– Спасибо, что уделил время. Думаю, обойдёмся своими силами. Я сама позабочусь о сестре. Пожалуйста, оставь её в покое. Она не понимает, что стоит в шаге от пропасти.
– Нет, – качает он головой, – слишком поздно. Лайя моя. А если ты попытаешься перейти мне дорогу, то… Знаешь, чего только не приключается с девушками в лесу.
Мои руки начинают мелко дрожать. Сжимаю кулаки, усилием воли останавливая рост когтей. Фёдор, уже отойдя на приличное расстояние, оборачивается и кричит:
– Никакое человеческое лекарство её не излечит!
Некие нотки в его голосе заставляют меня броситься ему вдогонку.
– Постой!
Но он продолжает идти. Даже не идти, а скользить по проулку. Движения у него плавные, совершенно нечеловеческие.
– Фёдор, погоди! Вернись! Объясни!
Догнав его, кладу руку ему на плечо. Он оборачивается и говорит, уставившись на мою ладонь:
– Ты прозевала свой шанс.
Потом принюхивается и вдруг облизывает мне пальцы. С отвращением отдёргиваю руку.
– М-м… – мычит он, проводя языком по губам. – А кто-то, похоже, у нас не совсем человек.
– О чём ты толкуешь?
Не может же он в самом деле знать, кто я. Или?..
Он молниеносно поворачивается и притискивает меня к кирпичной стене.
– По-моему, тебе прекрасно известно, о чём.
Зажмуриваюсь. Неровные края кирпичей врезаются в спину. Сжимаю зубы, чувствуя, как они заостряются. Дыхание перехватывает. Нет, только не сейчас, не здесь. Хватаю ртом воздух, пытаясь с собой совладать.
Фёдор наваливается, и я понимаю, что теряю контроль. Кончики пальцев зудят, каждая жилка звенит от напряжения.
Он вновь шумно принюхивается и ухмыляется. Я же стараюсь дышать размеренно и успокоиться.
– Пожалуйста, просто расколдуй мою сестру.
– Ты даже представить не можешь, как бы мне хотелось повернуть всё вспять. – Он со вздохом отпускает меня.
– Что ты имеешь в виду? – потираю дрожащие от страха ладони.
– Я совершил ошибку, – рявкает он. – Дорого же она мне обойдётся. Я не должен был дотрагиваться до твоей сестры. Мои братья меня не понимают, но я очень волнуюсь за неё…
Глаза его блестят. Неужели – плачет?
– Приведи Лайю ко мне. Я должен её увидеть.
– Я тебе не доверяю.
– А придётся, если хочешь спасти сестру. Я должен увидеться с ней наедине. Притащишь кого-нибудь на хвосте – и я сразу исчезну.
– Ну, хорошо, – отвечаю со вздохом. – Дам тебе шанс. Один-единственный шанс, не больше.
– Отвези её обратно в дом. Я буду ждать там.
– Погоди! Это же… мы же не…
Но прежде чем я успеваю договорить, Фёдор опускается на четвереньки и покрывается шерстью. Голова и тело стремительно уменьшаются, и вот уже передо мной полосатый кот. Одним прыжком он взлетает на чей-то карниз и игриво мяукает, глядя сверху вниз. Потом перепрыгивает на крышу ближайшего дома.
У меня стынет кровь в жилах.
Разворачиваюсь и со всех ног бегу к Майзельсам.
58
Лайя
Лежу пластомбез сил.Едва глаза закрою,как вижу лебедя —того, что прилеталко мне на крышуи во сне являлся.Теперь он юношазлатоволосыйи белокожий.Похоже,мой ровесник…Нет, всё-таки чуть старше.«Хто ти такий?» —шепчу и умолкаюв испуге, преждене говорила япо-украински.Юноша глядиттак ласково,глаза его бездонны,как горные озёра.В черноте ихсебя я вижубелой лебедицей.Мой клюв оранжев,а глаза черны.И всё же это я,в том нет сомнений.На главе – коронав алмазахили в капельках росы.Моргаю,и виденье исчезает,а юношабезмолвно шепчет мне:«Да, это ты.Такой ты станешь.Ты видела свою судьбу,царевна-лебедь».59
Либа
Возвращаясь к Майзельсам, прохожу мимо их лавки. Завидев меня через окно, Довид выскакивает из-за прилавка и распахивает дверь.
– Либа, постой!
Вместе идём в дом.
– Ну как? Нашла, что искала?
– Нам с Лайей придётся вернуться к себе.
– Зачем? – Он бледнеет. – Разве тебе у нас плохо?
– Я должна думать о сестре, а не о себе, – закрываю глаза.
– Либа, посмотри на меня. – Довид кладёт руку мне на плечо.
Мотаю головой, по щекам текут слёзы.
– Прошу тебя, Либа, объясни толком, что происходит?
– Не могу.
– Я тебя не отпущу. Ещё ни к кому на свете я не испытывал того, что чувствую к тебе.
– Довид, у меня нет выхода. Если не перевезти Лайю домой, в её собственную постель, она никогда не поправится.
– Она никогда не поправится, если будет жить впроголодь в холодной хате без присмотра доктора, – резко возражает Довид.
– Ты не понимаешь.
– Действительно, не понимаю. Сестрица твоя капризничает, а ты ей потакаешь, наплевав на собственную жизнь. Пора бы уже и о себе подумать.
– Довид, прошу тебя! Мне и так нелегко. Я пообещала матери, и теперь у меня нет выбора. Я несу ответственность за сестру! Если бы речь шла о ком-то из твоих братьев, разве ты поступил бы иначе?
Эмоции хлещут через край. Я прекрасно знаю, чего хочу, но не могу себе этого позволить. На первом месте Лайя, всегда Лайя. Между прочим, мы с Фёдором оба «иные». Вероятно, именно это он и почуял в Лайе? Родственную душу? А Довид… Довид не для меня. Мы не пара. Слишком разные, как солнце и луна.
– Либа, в лесу что-то неладно. Похоже, медведь завёлся, а то и не один. Сама же жаловалась, что за тобой следят странные люди. Вдруг они тебя похитят? Если с тобой что-нибудь случится, я себе этого никогда не прощу. – Он зажмуривается.
– Мне очень жаль, Довид. Знаю, моя просьба кажется бессмысленной, тем не менее, чтобы Лайя выздоровела, надо переправить её домой.
Как, как ему объяснить? Что сказать? Правду? Мол, моя сестра – лебедь, и у неё режутся крылышки? Она, видишь ли, страстно влюбилась в кота-оборотня, который пообещал её исцелить, но готов сделать это только у нас дома? А что до странных хасидов, бродящих по лесу, то это – мои родичи-медведи. При всём том мне надо защитить сестру от стаи лебедей, хотя, положа руку на сердце, лебеди уже не кажутся худшим, что может с ней приключиться. Сказка для детишек, да и только. Страшная, страшная сказка, ставшая явью.
– Почему ты упорно отказываешься от помощи? – в отчаянии восклицает Довид, склоняясь ко мне, словно собираясь поцеловать, но вместо этого крепко прижимает к себе. – Я здесь, Либа, ради тебя я готов на всё.
Помедлив, тоже его обнимаю. Напряжение внезапно отпускает. Все мои опасения насчёт судьбы Лайи и нашей с ней истинной природы куда-то исчезают. На одну благословенную минутку я забываю о сестре, о медведях, лебедях и даже о Фёдоре с его братьями. Забываются когти, клыки и шерсть, странные лесные незнакомцы, Женя, исчезнувшие Глазеры, сгинувшие родители. Остаётся только ощущение сильных рук Довида. Будь что будет, лишь бы он меня не отпускал
