На моей щеке его дыхание. Думаю: «Мы дышим одним воздухом. Значит, не так уж и отличаемся. У нас одна вера, один Бог, мы едим одну и ту же пищу и смеёмся над одними и теми же шутками». Хочу обычную семью, обычный дом, надоело бояться того, что приходит из леса.
Наши взгляды встречаются.
– Либа, я тебе верю. Чем я могу помочь?
Понимаю, как нелегко дались ему эти слова, но ими всё сказано. Доверие, должно быть, – величайший дар, который можно получить.
Довериться ему? Вот только во что оно мне встанет, это доверие? В горле першит. Можно ли назвать мои чувства к Довиду любовью? При виде его я делаюсь точно пьяная: руки-ноги дрожат, в голову лезут сплошные глупости. Как-то раз я глотнула чуточку больше, чем биссл, тятиного шнапса, и со мной было то же самое: по всему телу разлился жар.
Тянусь к губам Довида и целую. Поцелуй сначала нежный, почти сестринский, затем мои руки зарываются в его волосы, и вот уже, кажется, ничего на свете я не жажду больше этих губ. Похоже, не так уж сильно я отличаюсь от сестры. Целуемся до тех пор, пока Довид, тяжело дыша, не приваливается к стене. Глаза у него потемнели, стали совсем как влажная речная галька.
– Ты сводишь меня с ума, – шепчет он, зажмуриваясь.
Смеюсь. Всё потому, что я – дикий зверь. Что, если – представим, хоть на минуточку! – Довиду это окажется по нраву?
– Пойду запрягу лошадей, – говорит он. – Отвезу вас домой.
– С чего ты так резко сменил тему разговора? – поддразниваю я.
– Ради нас обоих. Если поцелую тебя ещё раз, неизвестно, чем всё закончится.
– Ну и пусть.
– Боюсь, моя матушка не одобрит подобных сцен в своём коридоре.
Мы прыскаем со смеху. Со вздохом чмокаю его в щёку.
– Ну, хорошо. Запрягай.
– Дорога может оказаться тряской. – Он подмигивает.
– Я об этом и не думала… – прикрываю рот рукой.
– А я подумал. – Он улыбается. – Либа, с тобой я теряю разум. Как бы мне хотелось… – Довид мотает головой. – Всё, пора запрягать.
– Мне бы тоже хотелось…
Мысленно улыбаюсь, хотя лицо горит огнём.
– Пойду «обрадую» маму. Пожелай мне удачи, она нам сейчас очень понадобится.
Хихикнув, беру его за руку:
– Довид, обещаю, по пути я расскажу тебе всё.
– Надеюсь, – кивает он.
– Не сомневайся. – Хватаю его за рукав, в голове – сумятица. – Спасибо, Довид, я стольким тебе обязана!
– Ничем ты мне не обязана.
– Конечно, обязана! И когда-нибудь верну долг, обещаю.
– Не надо ничего обещать. Просто позаботься о своей сестре и себе самой. Прочее подождёт. Пусть мне самому ждать не хотелось бы.
Иду в гостиную, где лежит Лайя.
– Либа, как бы там ни было, я тебя не брошу, – говорит вслед Довид. – Так просто ты от меня не отделаешься. Уж это-то я могу пообещать.
Оглядываюсь и улыбаюсь. Зря он. На примере Глазеров и собственных родителей я уже поняла, что любые обещания могут быть нарушены.
60
Лайя
Телегатрясётся на ухабах.Ветвивсё небо надо мною исчертилидревесным алфавитом,где вместо букв —листва да птичьи перья.Птичьи лапкиисписывают свитки облаковлесными сказками.Хочу ли ястать белой лебедицей? И когдая встану на крыло?Лежу,пытаясь безуспешно разгадатьтаинственные письмена.Вдруг вижубелый силуэтна сером лике неба.Всё тот же лебедь,он летит за нами,летит за мной.Как его имя?Клюв точно золотой,поджаты лапки,дугою – шея,крылья широки.До самой хатыя наблюдаюс тоской его полёт.61
Либа
Укутанная одеялами, Лайя лежит на телеге между корзин и мешков с припасами: мясом, домашним хлебом, творогом, овощами, сушёными яблоками и травами.
– Вы слишком щедры, – говорю Довиду. – Мы же вас попросту грабим. Давай заберёшь половину домой?
– И получу от мамы розог?
– Хотелось бы взглянуть.
– Ну, ещё бы, – усмехается он.
Краснею. Мы смотрим друг на друга, и между нами словно проскакивает молния. Стискиваю его ладонь. Теперь мы вместе держим вожжи. Наши пальцы переплетаются. Не могу поверить в происходящее. Родители уехали всего неделю назад, а их послушной, скромной дочери и след простыл. Как же быстро меняются люди. Тем не менее прикосновение к руке Довида кажется самой естественной вещью в морозной лесной тишине.
– Либа, – Довид смущённо откашливается, – я последую за тобой на край света, настолько ты мне дорога. Иначе ни за что бы на всё это не согласился. Мои родители думают, мы с тобой спятили. Будь добра, объясни, зачем вам возвращаться в полный опасностей лес? Чего тебе в городе не сиделось?
Смотрю в свинцовое небо, набираю в грудь побольше воздуха.
– Довид, некоторые люди не совсем то, чем они кажутся. Внешность обманчива.
Сердце гулко бьётся. Неужели я готова признаться? Ужасно не хочется терять Довида. Наши отношения и встречи – единственное, что правильно в моей жизни.
– Думаю, Фёдор отравил Лайю. С их фруктами что-то не то, пусть это и выглядит полным бредом. Даже не знаю, как объяснить. Безумие какое-то, однако чем-то он её напичкал. Надо бы держать Лайю от него подальше, но сегодня утром я ходила на базар поговорить с Фёдором. Да, я тебе соврала. Не нужна мне была никакая целебная трава, я надеялась найти иное лекарство. Фёдор сказал, что может исцелить мою сестру. Не то чтобы я ему поверила, и всё же доктор, похоже, не знает, чем её лечить. Вдруг Фёдор сможет? И мне надо только отвезти Лайю домой? Я обязана попытаться. Я боюсь за её жизнь, Довид. Не дай Бог, во фруктах был яд.
– Это вряд ли, – смеётся он. – Если бы они были отравлены, слегло бы немало горожан.
Отворачиваюсь. Заранее было ясно, что он не поверит. Лучше бы я вообще промолчала.
– Либа, не обижайся, я не хотел смеяться. – Он кладёт руку мне на плечо. – Но подобную историю нелегко переварить.
– Не оправдывайся, Довид. Я знала, что ты не поймёшь. Просто довези нас до дома и уезжай. Не думай, я не сошла с ума. Так надо.
– Я вовсе не об этом. Либа, посмотри на меня. Ну, пожалуйста.
Качаю головой. Хочется крикнуть: «Мне не следовало тебе доверяться». С другой стороны, я понимаю, как дико, должно быть, прозвучала моя история. Наверное, именно поэтому тятя и сказал однажды, что я вряд ли сыщу себе мужа в Дубоссарах. И правда. Кто тут меня поймёт? От этой мысли становится тошно. С самого начала тятя был прав, а я обманывалась.
– Прошу тебя, Либа! – Довид останавливает телегу, бросает вожжи и гладит меня по щеке. – Посмотри на меня, поговори со мной. Я хочу тебя выслушать, хочу понять. Можно я останусь с вами? Мне всё равно, что подумают мои родители или другие люди. Переночую здесь и… Встречусь с Фёдором, прослежу, чтобы он тебя не надул, не обидел вас с Лайей. Я тебе верю, пусть даже всё это лишено смысла… Позволь мне остаться и помочь. Ты не обязана справляться со всем в одиночку.
Борясь с подступившими слезами, поворачиваюсь и смотрю на Довида.
– Фёдор сказал,
