– Так там в лесу была ты? – он вздрагивает. – О Господи!
Кажется, его вот-вот стошнит. Он сгибается в три погибели и бормочет:
– Господи, Либа, я… я убийца…
– Довид, – говорю ласково, – успокойся. Ты же не знал. Я сама виновата, всё от тебя скрывала.
– Нет. – Он упрямо мотает головой. – Ничего подобного. Я – чудовище, зверь! Как теперь жить с таким грузом на сердце?
Невольно прыскаю со смеху. Довид смотрит недоумённо, на ресницах блестят слёзы.
– Что тут смешного?
– Довид, это я – зверь, – горько вздыхаю. – И останусь им до конца своих дней. Я врала тебе потому, что боялась сказать правду. Думала, узнай ты, кто я на самом деле… сразу меня бросишь. Я – медведица. Ты видел это собственными глазами. И не просто медведица, а дочь ребе рода Берре Хасидим. Ты считал, будто подружился с обычной девушкой, и мне очень хотелось обычного человеческого счастья. Хотелось любить и быть любимой. Именно так я себя с тобой и чувствовала, спасибо тебе. Мне казалось, будто я для тебя – драгоценнейшая жемчужина, которую только можно пожелать. Никогда этого не забуду.
– Либа, а как же иначе? Ты и есть жемчужина. Не только для меня, для всех в Дубоссарах. Ты нас спасла. Видела, что произошло, когда мы вышли к реке? С неба спустились десятки лебедей. Однако я почувствовал в себе ещё что-то, что-то странное…
Неужто звери, которых я видела, не были игрой моего воображения? Качаю головой.
– Воздух словно завибрировал, то ли от волшебства, то ли от другой какой силы. Я взглянул на небо, потом – на окружающих людей, и мне на минутку почудилось, что всё тело покалывает, и я смогу стать тем, кем захочу. Тем, кем потребуется. И больше всего на свете я захотел сделаться медведем. Быть достойным тебя. Затем на лёд опустились лебеди, люди загомонили, и наваждение спало, но я это чувствовал, Либа, всё было именно так, как ты говорила. Знаю, звучит безумно, однако теперь я верю, что невозможное возможно. Как же ты могла подумать, что я откажусь от своей любви? Ну да, сперва я опешил, конечно. Тем не менее это – часть твоей натуры, а я тебя люблю. – Он опускает голову и утирает рукавом слёзы. – Впрочем, я догадываюсь, что будущего у нас нет.
Он выглядит таким несчастным и потерянным.
– Довид, я…
– Нет-нет, я знаю, всё изменилось, – хрипло произносит Довид. – Просто хотел, чтобы ты поняла: мне не важно, что ты – медведица. Напротив, ты оказалась ещё прекраснее, чем я думал. Прекрасная и могущественная. Глядя на тебя, хочется верить, что однажды и я тоже смогу стать тем, кем нужно.
– Довид, прошу, посмотри на меня.
Он мотает головой. С нежностью поднимаю его лицо за подбородок. Мы смотрим друг другу в глаза.
– Я люблю тебя, Довид. Чтобы это осознать, потребовалось время. Зато сейчас сомнений нет. Мне достанет смелости драться за свою веру. А верю я в тебя, в нашу любовь и счастливую жизнь рука об руку. Нам предстоит нелёгкий путь. Неизвестно, выживет ли Рувим, что будет с моим тятей и всеми нами. Он стал ребе исчезнувших Берре Хасидим, а я – последняя в их роду. В самом буквальном смысле. Не знаю, захочет ли он возродить кехиллу из пепла, или Купель не оживить и на нас с ним род прервётся. И чем всё это обернётся для нас?
– Либа, ты правда так считаешь?
– Правда.
Тонко взвизгнув от радости, Довид крепко прижимает меня к себе.
– Либа, я на всё готов, лишь бы быть с тобой. Даже медведем стать согласен.
Закрываю глаза и улыбаюсь. Мои чувства к нему – единственное, в чём я твёрдо уверена. Бог весть, хватит ли моей любви, чтобы преодолеть все трудности, но попытаться стоит.
– Довид…
Он смотрит на меня.
– Спасибо тебе. За твою веру в меня. Не знаю, сумела бы я без неё обратиться, набралась бы храбрости спасти Лайю. Ты показал мне, что я достойна твоей любви. Без тебя я бы не стала тем, кто я есть.
Он смущённо отворачивается, щёки – мокры от слёз.
– Мой тятя нередко повторяет, что друг – это не тот, кто утирает тебе слёзы, а тот, с кем ты не плачешь. Ты, Довид, никогда не заставлял меня плакать.
Привстаю на цыпочки и целую его в губы.
90
Лайя
Олесьвстает ко мне спиной.Все его тело начинаетмерцать, как огонёк болотный.Вдругв вихре пухавозникаетюноша нагой.У ног его осталсяплащ из перьев.Набросивплащ на плечи,он идёт ко мне.«Всё просто. Надо, Лайя,подумать о земле.Забыть о небе, облакахи ветре. Представитьзелёную траву и мох.Почувствовать ихмягкость под ногами.Забудь о крыльях,думай о руках.Не о полёте помни,о паденье.Ты падаешь.То корниТянуттебяк земле».В испуге под крылоя прячу голову:«Нет-нет, Олесь,Я ни за что на светене буду думать о корнях». —«Прости, я не желал тебяобидеть или напугать.Тогда подумай о том,что ты в обличье девушкилюбила.О чём-то, что связывало крепкотебя с землёйи доставляло радость».Я думаю о Либе.О том, как вместе мысмеялись и грустили,как пели песниили пили чай,как она стряпала,как по лесу гуляли,как спали рядом. И как смелоона вставала на мою защиту.Я думаю о башмаках.О том, как здоровопо лесу пробежаться,потом попить чайку,о кружке тёплой,что согревает пальцыс морозца. Я хочу,чтобы вновь былипальцы у меня…Да, пальцы.Я чувствую,что стала превращаться,но по другому всё,наоборот. Как будто теловнутрь вбирает перья.Становятся руками крылья,а лапы удлиняются, растут,и вот уже я на ногах стою:высоких, тонких, человечьих.Вокруг – вихрь перьев и воздух,воздух, воздух.Я – снова я.Какое счастьеувидеть вновьсвоё нагое тело.У ног моих —плащ белый с золотом.Похож на матушкин,но этот – мой.И нет его прекраснеена свете.Оглядываюсь.Все лебеди оборотилисьмужчинами и женщинами.Как я на них похожацветом волос и статью.Все люди-лебеди стояти смотрят на меня,а зорче всех – Олесь.Я заливаюсь краской.Жду, что в его глазахмелькнёт та алчность,которую встречалаво взгляде Фёдора.Но нет.Там только слёзы.Как будто то свершилось,чего он ждал всю жизнь.Подхватываю плащи прикрываюсь,с Олеся не спуская глаз.Я – полудевушка, я – полуптица.Я буду переменчивой, как ветер.А эти люди-лебеди навекимоею стаей и семьёю станут.В родстве я, впрочем,пусть не в кровном,не только с лебедями.Мой отец – медведь.Хоть не родной,зато любимый тятя.А мама – легкокрыла,и каждый день она иная,не похожа на других.Но что с того?Во мне – всё это,Я и в лебединойи в медвежьей стаях,они – во мне,мы с Либой —в них.Где Либа?Где моя сестра?91
Либа
Доктор Полниковский выходит на крыльцо.
– Я извлёк пулю и зашил рану. Парню повезло, жизненно важные органы не задеты. Теперь ему требуется покой. Он выкарабкается, хотя я должен буду проследить, чтобы рана не загноилась. Зайду завтра переменить повязку.
Тятя, Альтер и Довид благодарят доктора, долго жмут ему руку. Полниковские уходят, а мы возвращаемся в дом. Впрочем, Альтер зло поглядывает на