— Возьми тогда иудаизм. — предложил я. — Эти ребята никого не винят. И их религия работает как часы.
— Чувство осажденной крепости? Кругом враги? Мы избранные, а все остальные против нас? Тоже не будет работать. Новый мир ученых будет монолитен. Нам не нужно будет создавать врагов, чтобы объединиться. Будем только мы.
В морщинках вокруг его век я пытался разглядеть, не шутит ли он.
— Но чувство вины и осажденной крепости это все ерунда. Основная проблема это, конечно, Бог.
— В смысле?
— Это должна быть религия без Бога.
— Религия без Бога? — я уставился на него в растерянности, не зная, что сказать.
— Именно так! — воскликнул он.
«Так, так, так», — отозвалось эхо.
— Так не бывает.
— Джим, скажи мне, какое отношение религия, церковь имеет к Богу. Что такое церковь? Кто эти люди? Церковь имеет такое же отношение к Богу, как уличный спекулянт билетов к искусству. Возьми Папу Римского. Кто этот человек? Какой-то персонаж, носящий вычурные одежды и бормочущий всякую ересь. Кто все эти люди, Джим? Я тебе спрашиваю, кто? Эти орды священников, мулл, раввинов. Черт побери, что вообще такое церковь? Какое отношение она имеет к Богу?
— И?
— Джим, церковь — это социальный паразит. Общество — его носитель, переносчик. Помнишь, ты рассказал историю про фальшивую Нобелевскую премию по экономике? Церковь — это тоже самое. Просто кучка людей захватила бренд «Бог». Они монополизировали его, и теперь управляют обществом, используя нехитрые манипуляции.
— Было бы странно, если бы они этого не делали. Ты не можешь винить группу сообразительных людей, умеющих управлять другими, в том, что они умнее.
— А я их и не виню вовсе. Я их понимаю. Все что я говорю — их схема более не будет работать. Она работала для обычных людей, для плебса. Но управлять учеными с её помощью не получится. Поэтому нам нужна религия, которая не притворяется, что у неё есть какая-то «прямая линия» с Богом, что она с ним на ты.
— И какая альтернатива?
— Религия, которая вместо того, чтобы претендовать на близкое знакомство с Богом, будет заниматься его поиском. Религия, единственной целью которой является поиск Бога. И поэтому нам нужен ты.
— Я?
Он бросил на меня испытывающий взгляд.
— Ну и как же вы собираетесь его искать? — я откинулся на спинку скамейки.
— С помощью науки.
— Науки? — я ухмыльнулся. — Ты думаешь, что наука может это сделать?
— Почему нет? Поиск истины — конечная цель науки. Бог — конечная истина. Его поиск — цель науки.
— Неужели ты действительно думаешь, что люди будут верить в науку? — спросил я.
— Почему нет?
— Ты что, и правда считаешь, что наука честна? Что у неё возвышенные цели?
— Без сомнения.
— Тогда объясни мне парадокс зеленой энергии.
— Зеленой чего? — спросил он, накручивая ус.
— Энергии… Ученые, которые разрабатывают все эти новые зеленые технологии — солнечную и ветровую энергию — любят говорить, что сохраняют окружающую среду. Но скоро эти технологии станут дешевле углеводородов. Как думаешь, что тогда произойдет?
— Энергия станет чище.
— И более «дружелюбной» к окружающей среде? Энергия это, по сути, неограниченные пища и вода. Энергию можно конвертировать в пищу практически напрямую. Если есть энергия, еду можно выращивать хоть в пещере. И опреснять морскую воду. А теперь — главное. Что происходило в прошлом, когда у людей появлялись избыточные еда и вода?
— Рост населения.
— Не рост. Взрыв. Португальцы привезли из Америки в Китай сладкий картофель батат. До этого у китайцев были в основном рис и пшеница, которые росли лишь в паре мест. Но батат рос где угодно, даже чуть ли ни на северо-востоке. И скоро этим бататом покрылся весь Китай. И всего за какую-то сотню лет число китайцев увеличилось с 150 до 300 миллионов. В первую очередь, благодаря батату. А вот теперь скажи, что произойдет, когда пища и вода станут неограниченными?
Артем смотрел на меня выжидая.
— Сахара станет Манхеттеном, — сказал я за него, — с бескрайними улицами и уходящими в небо башнями. Вся планета превратится в один гигантский город. Как ты думаешь, в этом урбанистическом монстре останется место для зеленой, дикой природы? Она просто исчезнет. Она обречена. Интересно, не правда ли? Зеленая энергия это то, что полностью уничтожит природу. Не будет более слонов, волков, кенгуру и панд — они все обречены. Ученые — такие как ты — уничтожат их. И скоро, очень скоро.
Я перевел дыхание.
— Артем, в мире нет ничего более разрушительного, чем наука. Она не ищет Бога. Не ищет истину. Истина ей безразлична. Она лишь ищет всё новые ресурсы, чтобы человечество могло размножаться.
Он притих, собираясь с мыслями. И затем:
— Ты неправ, Джимми. Ты ошибаешься. — его голова наклонилась вперед, руки были скрещены на груди. — Ты думаешь, что население продолжит расти по гиперболоиде.
— Почему нет? Это как раз то, чем научный прогресс занимался до сих пор — увеличением количества людей.
— У нас просто не было выбора. Мы, ученые, толкали человечество вперед. Но мы — это лишь один процент от всего населения, даже меньше. Представь, что человечество — это поезд со ста вагонами. Поезд, ведомый локомотивом, первым вагоном. Нами. Учеными, которые продвигают научный процесс. А все остальные под завязку забиты безбилетниками. Нормальными люди, как ты их называешь. Девяносто девять процентов людей — безбилетники. Они ничего не делают, чтобы толкать этот поезд. Лишь ползают по планете и размножаются. Как только предоставляется возможность, они дают потомство. Это они размножаются, не мы. — его воспаленные глаза блеснули. — И все это время они управляли нами.
— Управляли вами?
— Мы живем в обществе, которые дает один голос каждому человеку, вне зависимости если это гениальный физик или бессмысленный офисный клерк. В итоге нами управляют безбилетники. А этими простаками управляют политики и СМИ. И все это цементируется религией, которая делает вид, что имеет какое-то отношение к Богу. И в результате мы, ученые, единственный полезный класс общества, мозг человечества, подчинены говорящим головам из телевизора, политиканам и священникам. Но пришло время перемен, — он затрясся от возбуждения и злости. — Хвост более не будет вилять ящерицей. Восстание грядет!
— Восстание?
— Восстание ученых. Революция. Этот мир будет наш, Джим!
— Но как вы будете управлять теми девяноста девятью вагонами без религии? Как бы убедите людей не делать зло? Для стольких людей эта жизнь ничто иное как тест, экзамен перед следующей жизнью. Это единственное, что не позволяет им слететь с катушек, вести себя хорошо. Ты сам сказал — религия цементирует это общество. Да, именно так! И если ты уберешь цемент, все развалится. Чем же ты собираешься заменить религию?
— О нет, мы не собираемся избавиться от религии, — он затряс головой. — Мы не настолько глупы.
— Нет?
— Нет… Мы собираемся избавиться от безбилетников.
Я уставился на него.
— Людей?
— Все эти столетия они были нам нужны, лишь чтобы
