Присев у воды, она сняла с головы венок и осторожно опустив его, толкнула по воде. И запела.
Красный солнца луч едва виден из-за туч,Баю-бай, мой лисенок, засыпай.Носик хвостиком прикрой, не достанет волк ночной,В колыбельке ты лежишь, тихо носиком сопишь.Ммм-мм-ммм-мммм…
– Баю-бай, баю-бай… – вдруг откуда-то ответили тоненьким голоском.
Поискав, Лера огляделась.
– Я здесь! – звонкий смех.
Лера опустила голову и увидела внутри отплывшего от берега венка торчащую рыбью мордочку.
– Поймала! – откуда-то донесся голос невидимого Птаха. – Приплыла рыбонька! Прилетела к тебе, родимая!
Рыбка исчезла из венка и тут же вынырнула у ног девушки. Она была небольшая, с красивым золотистым тельцем и ультрамариновыми плавниками. А глаза… От глаз Лера почему-то никак не могла отвести взгляд. До боли они напоминали…
– Привет, – поздоровалась рыбка.
– Ну, здравствуй, – опускаясь на колени, улыбнулась Лера и протянула руки.
* * *Почувствовав дыхание морозного воздуха, Лера открыла глаза. Она лежала на камне, укутанная в несколько курток. У ее лица деловито натирала ушки Чучундра. Велодрезина стояла рядом.
Занималось бледное раннее утро. Сколько времени они провели под землей, трудно было сказать. Чуть повернув голову, девушка посмотрела на темную полосу волнующейся воды и еле видную над ней далекую линию берега с мерцающими крохотными огоньками.
Значит, это уже Сандур. Они были на другой стороне.
– Деда. – Встрепенувшись, девушка вскочила, сбрасывая одежду, но сразу пошатнулась, схватившись рукой за шею. Поморщившись, осторожно опустилась обратно. Недавний непонятный сон мгновенно вылетел из головы. Горечь жестокой утраты, вгрызаясь в сердце, навалилась вновь.
Неподалеку у выхода из туннеля Эйнар и Птах развели костер под прикрытием машины и готовили на огне еду. Старший брат негромко напевал мелодичную скандинавскую песню. Блаженный иногда старался подпевать, выходило на удивление гармонично. Им помогал Яков, периодически сдабривая помешиваемое в котелке варево чем-то из маленькой баночки. Тянуло вкусным.
Треска и Паштет копались в своих рюкзаках.
– Была буря, – сказал по-английски стоявший на возвышении Эйлерт с арбалетом наперевес, внимательно оглядывая местность. – Но все закончилось.
– Переждали, нечего сказать. – Стянув ботинок, Треска с наслаждением пошевелил пальцами в шерстяном носке с внушительной дыркой на пятке. – Фу! Ну и воняет же их шмотье.
Некоторые уже переоделись в свою одежду, покидав тряпье Подземников на землю. Биргер сидел на борту веломашины, разложив на коленях снимки с пометками.
– Можно подумать, ты лучше пахнешь, – ехидно заметил Паштет.
– Свой шмон роднее. Бэ-э! Гадость. – Треска двумя пальцами брезгливо отбросил подальше какую-то сальную тряпку.
– С каких пор ты белоручкой стал, чувак?
– Отвали.
– Днем они за нами наружу стопудово не сунутся, – опустил бинокль Батон. – Пока чисто.
– Если из того шашлыка вообще кто-то живой остался, – укоризненно заметил Биргер.
– Линь, – мрачно напомнила сидевшая на камне Лера.
– И еще те, кто палил по нам, – вставил Паштет. – Включая босяру-старпера. Я разглядел! Ну и урод, блин.
– Не надо было так.
– А как? Поручкаться и разойтись? Леркой расплатиться? Свои жопы подставить? Мы ничего не видели, никому не расскажем, так? Пустили бы они нас. Вдобавок Линь. Опасный и неожиданный элемент. Так что скотине скотская смерть.
– Да уж, задал ты им жару, – хрюкнул Треска.
– Они все равно люди, – стоял на своем Эрикссон.
– Выродки, морлоки, – отрезал охотник. – Черви.
– Они же никого не трогали.
– А ты знаешь? – посмотрел на него Батон, упаковывая в сумку бинокль. – Думаешь, мы были первыми?
– В туннели редко кто ходит.
– Короче, теперь-то чего рассусоливать? Что-то ты поздновато праведника включил. Ну, вернись, наставь на путь истинный. Ноги унесли, и ладно.
– Не все, – тихо сказала Лера.
– Не все, – согласился Батон. – Но эта цена, которую пришлось заплатить. И мы вернем. Сторицей. Обещаю.
Накинув одну из курток и кутаясь в нее, Лера спрыгнула с камня на асфальт и немного прошла вглубь туннеля, недалеко отойдя от бросавшего на стены блики огня.
– Зачем ты вообще пошел? – с тоской спросила она у чернеющего зева туннеля.
Сзади послышались негромкие шаги, и рядом встал Батон.
– Отпусти его.
– Слишком многих уже отпустила. Кого следующего, тебя? – Она сглотнула, ужаснувшись еще одного имени, но все-таки произнесла. – Мигеля?
– Мигель жив.
– Ты знаешь?
– Нет.
– Тогда замолчи.
Лера отвернулась, снова буравя взглядом туннель.
…черная, густая вода, проникающая в рот, ноздри, уши… Наполняя тяжелеющие легкие, выталкивая атомы кислорода и мешая дышать, тянет ко дну, в студенистом иле которого вязнут босые ноги… Она барахтается, кричит. Пытается грести в сторону берега…
Она одна.
Ее никто не слышит…
…Она хватается за какую-то корягу, пытается вытянуть тело на берег. Оно словно чужое, весит целую тонну. Узловатая ветка под ладонью превращается в трухлявый надгробный крест… следующая тоже… Она дергается, но кожа прилипает к дереву… На табличках имена родителей, Азата, деда… Она барахтается в болотистом кладбище.
Что-то с силой тянет ее вниз. Лера проваливается в свою могилу…
– Он знал, на что шел.
– Что? – сморгнув и отгоняя видение, встрепенулась девушка.
Батон повторил. На этот раз тише.
– Почему он не сказал, что болен? Мне не сказал.
– И что бы это изменило? Что? Вылечила бы его, спасла? Сгорал старик, а ты бы смотрела на это, ненавидя себя из-за того, что ничем не можешь помочь? Понял, что уже вот-вот, и решил тряхнуть напоследок. Достойная смерть, и она была не зря.
– Ты меня ударил?
– Я, – просто ответил охотник. – Иначе там бы и осталась.
– Пусть.
– Что «пусть»? – раздраженно сказал Батон. – Он жизнь за нас отдал. Тебя спас. Всех нас. А ты тут такие речи заводишь?
– И дальше что?
– Теперь мы должны спасти остальных.
– Да никому мы ничего уже давно не должны…
Батон хотел ответить, но его перебил оклик Якова от костра.
– Готово! Идите есть.
– Сделаем дело, тогда и будем оплакивать, – отходя от Леры, сказал Батон. – Тебе сейчас силы нужны. И переоденься. Пахнешь.
Нарочитая грубость вывела девушку из раздумий, отвлекая от грустных мыслей. Вздохнув, она развернулась и побрела к костру, возле которого рассаживались остальные. Наскоро перекусили, по-солдатски, «пока спичка не догорит», почти не разговаривая.
Когда с едой было покончено, Батон вытер руки и собрал всех в круг.
– Значит, так. Вводная. Теперь это чужие земли. Никто, кроме него, – он указал на Биргера, – их не знает. Что автоматически увеличивает ценность его жизни в разы. Нас мало. Это и минус, и преимущество одновременно. Вдобавок теперь мы на открытой местности, так что ведем себя тише воды, ниже травы. Ясно? Вещи Ерофеева разделим между собой.
Отряд внимательно слушал. Был сосредоточен даже Птах.
– Задачи. Выявить и уничтожить заразу, вызволить пленников, разобраться с местными. Опасность может быть где угодно. Времени в обрез. Особенно если жив Линь. Кто увидит эту дрянь… – Батон вытащил из кармана пожухлый панцирь клеща. – Сразу тревогу. Ясно? Сразу же!
– Да, – нестройно закивали все.
– Когда получим достаточно сведений, выйдем на связь. Надеюсь, у наших уже готово. Отдохнули?
Отряд заворочался, размялся. Стали заново навьючивать рюкзаки. В велокатамаран закидали тряпье Подземников, сдвинули с разбитой трассы и закатили в тенистую нишу между нагромождением глыб.
