– Как-как?! Да сам чуть не обосрался, когда последние спайки рассекал! Думал – что раньше: спайки разделим или стенка сгнившая поедет.
– Ладно! – хохотнул Семен Израильевич. – Обошлось, шлемазл, ты в дамках. Победителей не судят!
Док присел на кровать, откинул простыню, задрал рубашку. Шов аккуратно заклеен повязкой. Промокания не наблюдается. По дренажам отделяемого тоже практически нет. Чистяк. И правда, обошлось. Везучий же он, этот рыжий. Мог бы налететь по полной.
– Ой, батенька, сплюньте-ка лучше три раза через левое плечо!
– Зачем? – вскинулся Слава.
– Затем, что все у вас прекрасно! Всем бы такой красивый шов и такой сухой дренаж!
Слава помолчал. Потом вздохнул:
– Так все равно болит. При каждом вдохе болит.
– Поболит – перестанет. Садитесь, послушаю вас.
– А можно?
– Что – можно?
– Садиться уже можно?
– Не просто можно – нужно!
В нижних сегментах дыхание с обеих сторон показалось Доку ослабленным.
– А ну, давайте, покашляем!
Ну да, так и есть. Мокрота вязкая. Дренаж легких плохой. Шов болит, дышать он боится. Так и до пневмонии недалеко.
– Ложитесь. Сейчас вернусь.
Док пошел на пост. Ночью дежурила Лидия Игнатьевна, старая проверенная постовая сестра, годившаяся Доку в мамы.
– Лидуля-свет-Игнатьевна, слушай, там у меня вчерашний аппендицит атипичной локализации плюс эмпиема киснет возле окна.
– Это рыжий, что ли, занудный, с веснушками?
– Ну, прям сфотографировала!
– И чего?
– Лечебная физкультура когда сегодня придет?
– Да не знаю я. Их там всего трое на всю больницу. А Мишка-то вчера, похоже, запил опять. Так что две девки остались, обе бестолковые.
Мишка был массажистом, что называется, от бога. Врачи на него молились – поднимал на ноги таких больных, каким без него точно бы ничего не светило. Мишка был массажистом, готовым работать двадцать четыре часа в сутки – в любые сутки, кроме тех, когда был в запое.
– Хреново… – почесал затылок Док. – Посмотри там, мячик после выписки где-нибудь не завалялся?
– Сейчас. – Лидуля пошла в сестринскую. Вышла из сестринской, зашла в процедурную. Из процедурной в хозблок. Из хозблока появилась со сдутым пляжным детским кругом-утенком. – Держи. Последний остался.
– Спасибо, Лидуль! – пропел Док, ухватив игрушку, и потопал обратно в палату.
– Значит, смотрите. – Слава лежал, натянув простыню по подбородок, настороженно глядя на Дока. – Нужно дышать. Сейчас я вас отстучу. Вы откашляетесь. А потом будете надувать этого утенка. Каждые полчаса по пять минут.
После щедрого вибрационного массажа, устроенного Доком, Слава прокашлялся. Из его глаз текли слезы.
– Чего плачем?
– Так больно!
– Не больно – не интересно! Начинаем дуть резинку!
Дул Слава плохо. Док посмотрел на это безобразие с минуту. Остановил жестом. Слава замер. Док наклонился к его мясистому правому уху, заросшему рыжей шерстью, и еле слышным шепотом сказал:
– Мы не для того два часа вчера из кожи лезли в операционной, чтобы вы через три дня умерли от пневмонии, – сделал паузу и закончил, словно костыли в шпалу забил: – Не будешь дышать – умрешь. Не будешь надувать эту хуйню – сдохнешь.
Вечером, перед тем как уйти домой, Док в ординаторской заканчивал заполнять истории, когда из коридора раздался приглушенный хлопок. Потом недолгая пауза – и хохот постовой сестры.
– Чего ржем? – походя спросил сестру Док, направляясь к выходу.
– Да ваш там, рыжий…
– Что рыжий?
– Так игрушку надувал, что она лопнула!
Док тихо улыбнулся.
На шестой день после операции, снимая Славе швы, Док спросил:
– А чего не кряхтим?
– Так ведь не больно, доктор.
– Не больно – не интересно! – отшутился Док.
Док уже и думать забыл про этого странного веснушчатого рыжего, как месяца через три тот прорезался сам.
– Доктор, мне бы с вами посоветоваться.
– Что такое? Опять болит где?
– Нет, не болит. Просто хочу вас пригласить в ресторан. Вопросы есть.
Это было как раз после того, как Док провернул с кооператорами Веней и Рустиком сделку по тюремному лесу и финским компьютерам.
Встретились в пять вечера возле «Арагви». Там была очередь, ловить нечего, стоять не хотелось. Переместились в «Центральный», где мест, опять же, нет, но после сунутого швейцару червонца для Славы с Доком свободный столик появился, словно из-под земли.
– Короче, – Слава подцепил на вилку кусок ветчины с закусочного блюда, – из НИИ я уволился. С концами.
– Чего так? – поинтересовался Док.
– Козлы и бездельники. Этого не тронь – у него папа, эту не обижай – у нее муж. И так во всей моей лаборатории – две трети народу надо было гнать ссаными тряпками еще вчера, а нельзя: у всех защитнички. А мне что прикажете делать? – Слава махнул стопку и потянулся за огурцом.
– Ну так обычная история. Госпредприятие – что ты хочешь? – сочувственно откликнулся Док.
– Ну их в жопу. Я теперь в центре эн-тэ-тэ-эм работаю. Полный хозрасчет. И никаких дебилов за их пап и дядь держать не обязан.
– Чем занимаетесь?
– Ультразвуковой сканер наш отечественный делаем для педиатров!
– Нафига?
– Как это нафига?! Он не хуже японских будет, и втрое дешевле.
Да, клиент маниакальный, подумал Слава. Не понимает простейших вещей. Один из однокурсников Дока уже давно работал в Минздраве, в управлении по сертификации. Встречались как-то – посидеть, выпить, потрепаться. Генка уже давно был Геннадием Степановичем, посолиднел, заплешивел, на всю рожу свою скотскую освинел – встретишь на улице, так сразу понятно: большой чиновник идет. Генка накидался посольской с грибочками, и между борщом и бифштексом его потянуло на откровения.
– Старик, у нас щас знаешь, сколько разных умельцев ходит – типа отечественную технику продвигают? До горизонта дебилов. Говорят: у нас не хуже, да еще и в два раза дешевле. Бараны, бля. Откаты они откуда платить будут – из этих «в два раза дешевле»? Да и потом, кто с ними, козлами, дело иметь станет? Фирмач сказал – фирмач сделал. У него же другая юрисдикция. Вывезут там на обучение в Бонн или в Лондон, конверт вручат или на счет при тебе положат. Все в шоколаде, без кидалова! А с этой голытьбы что взять? Одни проблемы!
Док посмотрел на веснушчатую Славину физиономию, отпил коньяку, отрезал мяса. Не жесткое, все же «Центральный» нормальный остался.
– Слав, ты с твоим эн-тэ-тэ-эмом ищешь себе на жопу приключений.
– Почему?!
– У тебя производство где?
– Здесь!
– Врешь! У тебя схемотехника местная, и сборка местная. Платы где печатать будешь? В Зеленограде?
– Какое там… Одни алкаши и хапуги. Еще ничего не сделали, а всем уже дай!
– Так я и думал. Так где платы печатать будешь?
– В Китае.
– Молодец. Завозить как будешь?
– Придумаю.
– Долго думать придется.
Слава помолчал немного, потом посмотрел на Дока пристально.
– Слушай, помощь твоя нужна.
– Чего?
– У вас в УЗИ акусоновский аппарат есть.
«Акусон» среди узишных машин был как шестисотый «мерседес» среди «запорожцев».
– Ну да, есть.
– Мне абдоминальный датчик нужен. На три дня.
– Зачем?
– Посмотреть надо кое-что внутри.
– Слава, ты в курсе, сколько такая хрень стоит?
– Я знаю. Я заплачу.
Мудрая бабушка учила Дока: никогда не суди о людях по первому впечатлению. Особенно не суди так о тех, кто напоминает идиотов, но при этом внешний облик диссонирует с содержанием. Док запомнил наставление бабушки навсегда. За людьми
