Но нельзя. Заманить, одурманить и захлопнуть ловушку. Я тяну Баллета за собой в центр танцпола, прижимая к себе, водя рукой по его широкой спине, спускаясь к ремню и цепляя его будто нарочно кончиками пальцев. Я не могу сказать, что у него ужасное тело или некрасивое лицо, но грубые черты, будто вытесанные из камня, какой-то дикий огонек в глазах отталкивают меня. Пожалуй, это и к лучшему. Сложно убить человека, к которому испытываешь симпатию.
Маркус просил меня всё сделать тихо. Не на людной улице, стреляя с крыши высотки из винтовки. Можно было бы подкараулить Стеффана в одной из подворотен и застрелить, но какие гарантии, что он будет проходить в совершенно безлюдном месте? В моей папке еще десять человек, среди которых Трой.
Я готов убить девятерых. Среди них девочка, которой всего восемь лет. Мне нужно пустить малютке пулю в череп, чтобы она умерла быстро и без мучений. И пока Стеффан прижимается ко мне, двигаясь плавно в такт песне, пока его руки шарят по моему телу сквозь ткань рубашки и джинс, я сжимаю руку в кулак, впиваясь коротко остриженными ногтями в ладонь. Я убью этих людей, если это поможет мне спасти всего лишь одного.
Я перебарываю даже не отвращение, а какую-то неприязнь к Стеффану, когда уже в его квартире, в одной из многочисленных высоток Сан-Франциско, укладываю танцора на кровать, мягко разводя руками его ноги.
Я терплю ком откуда-то возникших слез в горле, жмурю глаза и касаюсь своей гладкой щекой небритой щеки Баллета, когда вхожу в его тело, отзывающееся на каждое мое движение. Я невольно вспоминаю, как во сне руки Троя скользили по моему телу. Тонкие, аккуратные. С ними не сравнятся ничьи руки. И грубые ладони на моих плечах не вызывают ничего, кроме желания скорее всё это закончить. Захлопнуть ловушку и уйти туда, где ждет тепло. Персональное солнце с ангельским голосом.
Стоя спустя полчаса одетым только в джинсы на балконе, пока Стеффан в душе, я, ежась от ночного ветра, думаю о том, по какой пизде я пускаю остаток своей жизни. О том, что она будет недолгой, я знаю давно. Взяв с подоконника пачку сигарет, даже не глядя на марку, я закуриваю и, блаженно выдыхая дым, с легкой и грустной улыбкой вспоминаю свой разговор с Троем восемнадцать дней назад. Потому что воспоминания о Сиване — единственное, что греет мою душу.
***
Troye Sivan — My little happy pill
Мы сидим на кухне и неловко молчим. Монотонно гудит холодильник, посвистывает, закипая, чайник. Когда он все же закипает, молчание приходится прервать. Трой резко встает из-за стола, чуть не сбивая стоящую на нём вазочку с конфетами. Я замечаю, что движения парня дерганые, руки его дрожат, и я даже начинаю бояться, что он уронит чайник, расплескивая кипяток на себя. Поэтому я встаю из-за стола, сам достаю кружки из шкафчика, висящего около холодильника, и наливаю туда кипятка, следом закидывая по пакетику зеленого чая.
— Спасибо, — Трой сжимает руки в замок, заламывает пальцы, а потом просто обнимает себя руками. Мы с ним почти одного роста, Сиван немного выше меня, но сейчас он выглядит слишком маленьким и беззащитным. Я, поставив кружки на другой стол, за которым мы сидели всего минуты две назад, возвращаюсь обратно к парню. Расстояние между нами всего два шага, на этой тесной кухоньке особо некуда двинуться. Раковина, плита, два стола — один для готовки, другой складной для приема пищи — холодильник и рядом с ним огромный цветок, кажется, фикус.
Я подхожу ближе к Трою. Настолько близко, что могу слышать, как тяжело, редко и глубоко он вдыхает. Весь внешний вид Сивана будто кричит о том, как ему плохо, как его гложет что-то. И я пытаюсь перебрать в голове все варианты от банального скандала с родителями, которые переживают все, даже после двадцати лет, до проблем в личной жизни. А потом до меня доходит, будто кто-то щелкнул пальцами, и загорелась лампочка, как бывает с героями в мультфильмах, когда их осеняет. Я кладу руки на плечи Троя и говорю:
— Прости, что не ответил на смс.
Это выстрел вслепую. Но я попадаю четко в цель, потому что мой взгляд резко встречается с сапфировыми глазами.
— Я почему-то думал, что писать тебе — это глупость. Но написал, — Трой смотрит сначала на меня, а потом куда-то мимо, будто боясь еще раз взглянуть на меня. Я вздыхаю. Неужели моя попытка помочь обернется неудачей?
— Ты можешь послать меня, — начинаю я, выходя из кухни. — Но, пожалуйста, прими мою помощь. У тебя прекрасный, — я мотаю головой. — Нет, не так. У тебя идеальный голос. И я хочу, чтобы ты сходил в эту студию.
Я уже подхожу к входной двери, когда мое запястье обвивают тонкие пальцы.
— Там чай остынет. И я обещал тебе песню.
Оставшийся день мы проводим в четырех тесных, но безумно уютных стенах. По всей квартире витает запах чайных листьев, сигарет, который ветер несет с балкона (от этого запаха Трой морщится, но курить мне позволяет) и запах дождя. Сентябрь в этом году дождливый, лишь изредка подобные дни сменяются жарой, и это не приносит облегчения.
Трой поет мне несколько песен, играя при этом на синтезаторе, который он извлек из-под кровати. Когда он стряхнул пыль с инструмента, я понял, как давно Сиван никому не пел именно так, в домашней обстановке, когда пространство вокруг не заполнено людьми, которые смотрят пристально, будто съедая взглядами.
Он пел только для меня, и я тонул в каждой ноте, которую играли его пальцы.
Каждая строчка, каждое слово — его и мои. Больше ничьи.
Я влюбляюсь не только в его голос, но и в него самого.
И надеюсь, что для него я буду просто проходящим человеком, которого он забудет, когда меня не станет.
***
Breaking Benjamin — Dance With The Devil
Стеффан выходит из душа и кричит мне:
— Чарльз, ты пойдешь?
Конечно же, я называю ему рандомно выбранное мною имя. Конечно же, ни о каком душе не может быть и речи, как бы мне ни хотелось смыть с себя ощущение чужих рук (не его…). В этой квартире мне нельзя оставлять отпечатков, хотя, я более чем уверен, они остались на спинке кровати и на подоконнике балкона. Неважно. Я просто хочу, так сильно, как никогда, закончить со всем и уехать. Я достаю смартфон из кармана, смотря на время. Меньше, чем через двадцать пять часов в Сакраменто
