Проснувшись, я впервые в своей жизни узнал, что такое паническая атака. Я думал до самой армии, что боюсь смерти, боюсь увидеть искалеченных пулями или взрывами, ножами или чем-либо — не важно чем — людей. А теперь, изо дня в день сжимая в руках винтовку, я даже не вспоминаю о том сне.
Но не сейчас. Проведя кончиками пальцев, аккуратно, будто передо мной не фотография, а действительно Трой, я чувствую то самое почти забытое чувство паники. Очертания комнаты перед глазами начинают плыть, будто потревоженная водная гладь, а воздух поступает в легкие через раз глубокими, рваными вдохами. Еле передвигая рукой, я все же нашариваю на краю кровати пачку сигарет. Вытащив одну, а следом за ней зажигалку, я прикуриваю, успевая до того момента, как темнота окончательно застелет глаза. Вдыхая глубоко дым, выдыхая его тонкой струйкой в потолок, я жду, когда волна паники откатит. И только после этого, немного свесившись с дивана, служащего мне также кроватью, достаю импровизированную пепельницу. Облегченно вдыхая дым и стряхивая пепел в черное блюдце, я созерцаю идеально-белый потолок, будто он может решить все проблемы и вопросы, которые гложут меня, точат, будто термиты дерево.
От бесполезного созерцания меня отвлекает лишь звонкое оповещение об смс на телефоне. Дотянувшись до смартфона, лежащего рядом с тем местом, где стояла пепельница, я откидываюсь обратно на подушки. Потом, немного помедлив, все-таки встаю и, закурив еще одну сигарету, потягиваясь, выхожу на балкон, закутавшись в одеяло. Лишь облокатившись на пластиковый подоконник, зажимая между зубов сигарету, я посмотрел, от кого же эта смс.
Этот номер я, кажется, выучил наизусть за два дня, которые был дома и изучал содержимое папки. Я клялся, божился, что не буду читать его биографию. Я упорно говорил себе, что узнаю все от него самого, добьюсь того, что мы станем хотя бы хорошими знакомыми. Но каждый час, каждое мгновение руки тянулись перевернуть страницы до последней и жадно, будто изголодавшись по какой-либо информации, вчитываться в каждую строчку. И в итоге я не выдержал. Открыв сразу на нужном мне месте, я читал до рези в глазах, запоминая. У Троя, оказывается, есть два брата и сестра. Все старшие, кроме Тайда. Отец Троя бизнесмен, который, кажется, кому-то крупно перешел дорогу, и теперь отплатить за это он может только сыном. Кровью сына, которую должен пролить я.
Я встряхиваю головой и вынимаю сигарету изо рта. Открываю смс.
«Доброе утро»
Эти два слова не вызывают улыбки. Они кажутся, почему-то, не просто сообщением, а криком: «Помоги мне. Спаси меня. Приди ко мне. Сделай хоть что-нибудь, ведь я иду тебе навстречу. Сделай свои десять шагов».
Мы оба делаем первый шаг. И когда мы встретимся, случится что-то невообразимо ужасное. Такое бывает, когда знакомишься опрометчиво, внезапно, идя на поводу у своих желаний. Такое бывает, когда ты убийца, а он ангел с волшебным голосом. Вот только такое бывает редко, вероятность в этом случае настолько мелочна, что ее можно даже не считать.
Но почему-то это случилось со мной.
Я могу бросить всё. Удалить его номер. Отдать дело другому снайперу и попытаться забыть о некоем Трое Сиване, что когда-то встретился мне в кофейне, когда я, выполнив очередной заказ, шел домой. Я могу попросить Маркуса перевести меня в другой город, а лучше в другую страну, ведь «Alma Mater» все равно, где я буду убивать, лишь бы на их пользу.
Я могу сделать это всё. Но вырвать себе сердце, чтобы оно перестало болеть, когда я представляю, как пули вонзятся в его хрупкое тело, я не могу.
Поднеся дрожащей еще больше, чем при пробуждении, рукой сигарету ко рту, я затягиваюсь последний раз, глубоко вдохнув и не выдохнув дым, и, потушив о бетонную кладку балкона дотлевающий окурок, бросаю его в еще одну пепельницу. Второй рукой я пишу сообщение Маркусу, не решаясь ответить Трою.
Пальцы, хотя и дрожат, набирают вполне быстро:
«Дай мне время на раздумье. Я не могу так быстро взять всё задание сразу. И мне нужна звукозаписывающая студия, которая готова сразу записать диск. Плачý сам».
Отправив это сообщение Батлеру, я ухожу на кухню, забрав телефон с собой, а не кинув по привычке на неубранную постель. Ответ, который придет мне, я уверен, минут через двадцать максимум, слишком важен для меня. Я прекрасно помню слова Троя о том, что ему отказывают одна студия за другой, что его карьера рушится, так и не успев начаться лишь потому, что без денег, которые он не хочет принимать от отца, в этом мире не прорваться вперед.
Он не хочет принимать финансовую помощь от отца, но про меня Трой ничего не сказал. И я очень хочу ему помочь. Я готов сорваться прямо сейчас с места, побежать к нему и сделать всё, что необходимо, лишь бы мы… что? Стали ближе? Стали друзьями? Меня тянет к нему и к его голосу. Но Трой меня вовсе не знает. У него нет причин мне доверять, общаться со мной. Но он пишет мне смс, на которое я даже не отвечаю.
В этот момент, ставя чайник на плиту, чтобы заварить себе растворимый кофе, доставая из холодильника сыр на бутерброды и спокойно готовя завтрак, я даже не подозреваю, что о скалу своего молчания в ответ на это «доброе утро» я разбиваю хрупкую надежду.
Маркус присылает мне адрес студии почти через час после моей смс. Я удивленно вскидываю брови, хочу сказать что-то насчет ожидания, но в ответ отправляю лишь сухое «спасибо», решая не нарываться на гнев хоть и неплохого человека, но все же стоящего выше меня в иерархии «Alma Mater». А пользоваться каким-то подобием если не дружбы, то простого товарищества между мной и Батлером было бы непозволительной наглостью.
Взяв с постели папку, я запихиваю ее за полку с полотенцами и постельным бельем в шкафу, куда я заглядываю реже всего. С книжной полки я часто беру пистолет, который лежит практически на виду, но в квартире у меня никого не бывает. Помимо оружия я частенько вытаскиваю оттуда что-нибудь почитать, поэтому прятать туда так ненавистную и всё же так манящую вещь было бы глупость.
Покончив с папкой, я нахожу под журнальным столиком лист картона, на которым записываю адрес студии, которая за заоблачную, но вполне
