— В другой раз.
***
Солнце медленно поднималось над холмами графства Уилтшир, рассеивая нежный свет уходящего лета. Первые лучи просвечивали сквозь плотные шторы, ложились на роскошный ковер, подбирались к запыленным ботинкам. Драко сидел на заправленной кровати, даже если бы он попытался уснуть, ничего бы не вышло.
Последняя надежда на то, что ему удастся вернуться к прежней жизни, рухнула сегодня ночью. Астория хотела только свободы, он догадывался об этом давно, еще в тот день, когда Гермиона поднялась на палубу маленькой яхты, и Драко набросился на нее из-за того, что она разведена.
Как она посмела забрать своих детей и оставить мужа, которого не любила?
Драко думал, что впереди у них целая жизнь, Гермиона же знала, как скоро все может закончиться, и молчала об этом. В груди разворачивалась дыра размером с вечность, и в нее со свистом улетала честь, достоинство, долг, необходимость беречь престиж — все эти вещи, которые он так ценил раньше, — обнажая единственное желание — вернуться в семью, которой не было.
Тепло ее тела, запах ее волос, смех детей, друзья из мастерской — все это больше не вернется. Никогда.
Гермиона Грейнджер подарила ему самые дорогие из земных сокровищ, а потом забрала их все.
Как она посмела поступить с ним так же, как Астория?
И зачем она это сделала? Чтобы заставить его некоторое время работать на себя в качестве домашнего эльфа, весь этот спектакль был совершенно необязателен, он и так принимал за чистую монету все, что говорила Гермиона.
«Я люблю тебя, — горячий шепот прорезал сознание. — Люблю…»
Не поднимая усталых глаз, он положил руку на затылок и принялся разминать шею, под пальцами перекатывались песчинки. Драко бросил взгляд на часы — через два часа он должен отправиться в Министерство и снова стать одним из самых искусных дипломатов своего отдела. Убедительная ложь — его стихия, как получилось, что он не может отличить ее от правды?
В свой последний вечер в доме Грейнджер он всерьез обиделся на Гермиону из-за той дурацкой шутки с его фамилией. И когда они вошли в спальню, и Гермиона потянулась к нему, чтобы поцеловать, Драко отстранился и покачал головой.
— Нет, — сердито бросил он и высвободился из объятий. Лицо его жены в этот момент выражало совершенно детскую обиду. — Ты наказана, ложись спать одна.
Справившись с первым приступом замешательства, миссис Грейнджер перебрала в уме прошедший день. Припомнив угрозу мужа разобраться с ней, как только он вернется с работы, она улыбнулась и предприняла еще одну попытку.
— Ну перестань, — промурлыкала она, прижимаясь к нему снова, — это шутка десятилетней давности, а ты все еще дуешься.
— Тем более, — проворчал он, убирая ее руки с талии, — за десять лет можно и запомнить, насколько мне это неприятно.
Закусив губу, она отступила, но только для того, чтобы поплотнее закрыть дверь.
— Послушай, — глядя прямо ему в глаза, сказала Гермиона, — мне очень, — одну за другой она расстегивала пуговицы на блузке, — очень, — как только пуговицы закончились, она перешла к манжетам, — очень жаль, — блузка упала на пол. Улыбаясь, Гермиона взяла бретельку лифчика и потянула ее вниз, обнажая грудь. — Я полностью осознаю свою вину, — лифчик отправился вслед за блузкой, юбка соскользнула с бедер будто сама собой, — и обещаю исправиться.
Драко сглотнул, покинуть комнату теперь казалось не таким удачным решением, как всего минуту назад. Но не прощать же ей все на свете только за эту сногсшибательную сексуальность?
Он подошел к жене так близко, что почувствовал ее дыхание на своей щеке. Драко склонился к ее уху, едва коснувшись ее обнаженного тела, и прошептал:
— Как профессионал, я совершенно не впечатлен.
Он взялся за ручку двери и потянул ее на себя, наблюдая, как глаза Гермионы расширяются от удивления и возмущения.
— Два балла из десяти, миссис Грейнджер, — разворачиваясь с тем, чтобы уйти, сказал он. — Увидимся на пересдаче.
Драко не успел опомниться, как оказался прижатым к двери спиной. Похоже, Гермиону серьезно оскорбила такая низкая оценка, и она была готова на все, чтобы взять реванш.
— Мне кажется, или ты впечатлен гораздо больше, чем хочешь показать? — расстегивая ширинку на его джинсах, спросила она. Пользуясь тем, что прикоснуться к ней сейчас означало для него сдаться, Гермиона высвободила его возбужденный член из ткани белья и обхватила его рукой. — О, я так и думала…
— Ты играешь нечестно, — прошипел он, когда она стала двигать рукой вверх и вниз, распаляя желание. Гермиона смотрела ему в лицо, впитывая каждый взгляд, который он бросал на ее обнаженное тело, каждое движение губ, скрывавших лукавую улыбку.
— Скажи, чтобы я остановилась, — опускаясь на колени, проговорила она.
Он сцепил зубы и запрокинул голову, но стон удовольствия все равно сорвался с губ, когда она взяла его член так глубоко, как только это было возможно. Не прошло и минуты, как Драко сдался и запустил руку в ее волосы, подталкивая, заставляя взять его еще глубже. И, очевидно, он немного перестарался, потому что она закашлялась и отстранилась.
— Прости, — опускаясь перед ней на колени, выдохнул он и поцеловал ее горячий влажный рот. — Быть настолько восхитительной просто незаконно. Тебя нужно посадить за это.
— Ты ведь никому не скажешь? — стягивая с него футболку, усмехнулась она.
— Никогда, — освобождаясь от оставшейся одежды, ответил он. — Пусть все думают, что ты серая мышь. И в постели бревно.
— Эй! — она хотела возразить еще что-то, но нетерпеливый поцелуй заставил ее замолчать. Позже, разметав каштановые волосы по полу и изо всех сил стараясь не кричать от удовольствия, она тоже не смогла вернуться к дискуссии.
Несколько недель спустя, сидя на своей кровати в поместье Малфоев, он понимал, что в просьбе никому о ней не рассказывать был совсем иной подтекст. Драко поднялся и отправился в ванную, часы невозмутимо отмеряли время, намекая, что министерская работа не сделает сама себя, пока он сидит и грезит о Гермионе Грейнджер.
Объективно, она была не так уж хороша. У Драко бывали гораздо более умелые и опытные любовницы, вот только воспоминания о них не отправляли его в ванную каждое утро. Гермиона не делала ничего особенного, она сама была особенной.
Но даже стоя под холодным душем, он все равно не
